Первое время, я, конечно, считала это несерьезным. Ну, влюбился пятилетний малыш в свою взрослую сестренку. Забавно, не более того. Немного обиделась на его «ты мне не родная», обиделась, но, конечно, почти сразу же простила. Потом он немного подрос, ему исполнилось девять, и я стала вдруг замечать, что он за мной ухаживает. То цветок для меня вырастит, то провожать меня до ворот отправится, когда я по работе из города уезжала, то пирог мне испечет. Шарлотку. Откровенно говоря, он и сейчас-то готовить не умеет, а тогда — тем более. А уж кондитер из него… как из Мамы — жрица Расты. Меня это опять скорее позабавило, и я почла за лучшее делать вид, что ничего особенного в его поведении не замечаю. Ну не могла же я и в самом деле выяснять отношения с таким ухажером?
А в четырнадцать лет, когда по нашим законам человек начинает считаться ограниченно дееспособным и ему уже можно заключать брак с разрешения родителей, он сделал мне предложение. В присутствии Мамы, Саоры и Криса. Официальное. С букетом белых роз и золотым кольцом с бриллиантом в зеленой бархатной коробочке. На кольцо он пять лет копил, почти все свои карманные деньги на него откладывал. Со мной форменная истерика приключилась, я не знала смеяться мне или плакать, Мама хмурился, Саора и Крис смотрели на нас с доброжелательным любопытством и ожиданием.
Разумеется, я отказалась. Он удивился, попросил родных оставить нас наедине, и спросил о причинах отказа. Я постаралась объяснить. Он внимательно выслушал и сказал, что это все чушь и отговорки, и что все равно я буду его. Я вспылила. Может быть, впервые в жизни. Наорала на него и много лишнего наговорила. И про то, что не могу серьезно воспринимать человека, которому пеленки меняла, и про то, что он сопляк, и про то, что не желаю иметь дела с ребенком, который ничего в жизни не понимает, не видел, ничего из себя не представляет. И много еще чего. Помнится, попыталась соврать, что мне вообще больше девочки нравятся, чем мальчики. Но и это не сработало — он меня слушал, покачивал головой и улыбался. Потом глубоко вздохнул, сказал, что понял, что я еще не готова, что он подождет, и вышел из комнаты с гордо поднятой головой.
На следующий день с ним Мама говорил. Он умеет быть очень убедительным, если хочет, умеет найти слова, чтобы прочистить мозг любому. Знаете, что потом было? Мама нашел меня и, виновато смотря в сторону, сказал мне: «Кажется, попала ты. Вот что, прогуляйся-ка пока в Ополье на пару месяцев, разберись там с кровожорами, а там видно будет».
— Да-да, — покивал Эни, не сводя с меня этого своего особенного взгляда, — я в курсе, спасибо, что напомнила. Ничего, я подожду. Буду ждать, сколько надо.
Когда я вернулась, он ни словом, ни полусловом не напоминал о произошедшем. А через месяц начал ухаживать за соседской девчушкой, которая была на полтора года его старше. Я выдохнула. Еще полгода спустя он с ней расстался, а вскоре переехал в Храм Дороги и мы стали видеться реже.
В следующие два года у него были какие-то отношения с двумя или тремя девушками. С Баст пытался закрутить, правда та его почти сразу отшила — мне об этом Крис рассказывал. Я тихо радовалась. Эни, если говорить откровенно, парень видный. Умный, ироничный, смелый, легко с людьми сходится. Красивый. Немного шебутной — ну так и что? При иных обстоятельствах, не будь я Соней, а он — Сувари, как знать, может, у нас и могли быть какие-нибудь перспективы. Но уж если имеем то, что имеем, зачем об этом думать? А потом он вдруг счел нужным напомнить мне, что все еще ждет, когда я пойму, что он — моя судьба. И снова на несколько лет успокоился, когда я сказала, что все еще не собираюсь выходить за него замуж.
В последний раз он попытался поговорить со мной в более серьезном ключе. Напомнил, что время идет, что он уже далеко не сопляк, а даже наоборот, весьма уважаемый в городе человек. Что он абсолютно уверен в своих чувствах. Что он много думал. Что пытался найти себе кого-нибудь другого, и — все равно любит только меня. Что я могла тогда ответить? Все то же самое: что я вижу в нем только брата и не более того. И вот теперь — опять все то же самое.
— Я все еще надеюсь: ты встретишь кого-нибудь, кто заставит тебя понять, что все это — просто детская привязанность, — сказала я.
— Надежда — глупое чувство, — невесело усмехнулся он.
Фраза показалась мне очень знакомой.
— Ты с Арникой переобщался. Эти ваши совместные новогодние полеты в небе над Ицкароном делают из тебя пессимиста, — сказала я.
Ох, как неловко, что у него очередное обострение именно сейчас. И мне неловко, и ему самому.
— Скорее реалиста, — пожал плечами он. — Ладно. Сейчас пообедаем, отвезу тебя в Ицкарон и избавлю от своего навязчивого присутствия на пару недель. А не повезет — так и на подольше.
— Куда-то уезжаешь?
— Да, — подтвердил он мою догадку. — Дельце тут организовалось. Мне надо будет в Катай смотаться.
— Ого. Чего это вдруг? Если это из-за меня…
— Из-за тебя я готов ехать куда угодно, скажи только слово, — ответил он. — Но дело в этот раз все же не в тебе. Ты знала Лару Уиллис?