Легенды крови и времени

Маркусу и так хватало волнений, чтобы порождать у него чувство, будто он вторгается в чужое пространство.

– Есть новости из Парижа? – осторожно спросила я.

– Нет. Бабушка сказала, что Фрейя позвонит не раньше чем дня через три. – Пальцы Маркуса скользили по запотевшему стеклу стакана.

– А почему через три?

Вероятно, это был вампирский вариант апгаровского теста, оценивающего здоровье новорожденных.

– Потому что нужно выждать три дня, прежде чем давать новорожденному вампиру какую-то иную кровь, помимо крови из вен его создателя, – пояснил Маркус. – Отлучение вампира от крови создателя – штука рискованная. Если вампир чересчур рано выпьет слишком много чужой крови, это может вызвать смертельно опасные генетические мутации. Иногда новорожденные вампиры умирают.

О таких тонкостях я слышала впервые.

– Для Фиби это станет и первым психологическим испытанием. Подтверждением, что она способна выжить, питаясь кровью других существ, – продолжал Маркус. – Разумеется, они начнут с мелких созданий. С птицы или кошки.

Я попыталась издать одобрительный звук, хотя внутри у меня все перевернулось.

– Я еще раньше проверил способность Фиби убивать мелкую живность. – Маркус смотрел не на меня, а вдаль. – Когда у тебя нет выбора, отнять чью-то жизнь иногда бывает труднее.

– А я думала, наоборот.

– Странная вещь получается, – покачал головой Маркус. – Когда это перестает быть забавой или спортом, теряется решимость. Как ни списывай на инстинкт, выживать, отнимая жизнь у других существ, – деяние корыстное. – Свои слова Маркус сопровождал нервозным постукиванием книги по ноге.

– Что ты читаешь? – спросила я, пытаясь сменить тему.

– Одну свою старую любимую книжку, – ответил Маркус, бросая ее мне.

В иное время непочтительное обращение де Клермонов с книгами спровоцировало бы меня на нравоучительную лекцию, но, судя по внешнему виду книжки, она видела куда худшее обращение. Я заметила обгрызенный угол. При ближайшем рассмотрении оказалось, что переплет весь покрыт пятнами. Круглые вмятины были не чем иным, как следами стаканов, бокалов и кружек. Остатки позолоты и тиснения подсказывали, что книжка обрела переплет где-то в начале XIX века. Маркус буквально зачитал свое сокровище. Переплет книги треснул. На нем были видны следы многочисленных починок, последнюю из которых Маркус сделал полоской пожелтевшего прозрачного скотча.

Любимые предметы вроде этой книжки несли в себе особую магию. Она не имела никакого отношения к ценности или состоянию предмета, но целиком зависела от значения этого предмета в жизни владельца. Я с осторожностью открыла ветхий переплет. К моему удивлению, книга оказалась на несколько десятилетий старше.

«Здравый смысл». Основополагающий трактат Войны за независимость. Я думала, Маркус читает Байрона или какой-нибудь роман, но никак не политический памфлет.

– В тысяча семьсот семьдесят шестом ты служил в Новой Англии? – спросила я, увидев дату и место публикации.

Книжка была издана в Бостоне. Из скупых сведений о юности Маркуса я знала, что он служил в Континентальной армии. Сначала солдатом, потом военным хирургом.

– Нет. Я тогда еще жил дома. – Маркус забрал у меня книгу. – Пойду прогуляюсь. Спасибо за чай.

Чувствовалось, он не был настроен делиться со мной воспоминаниями.

Маркус быстро спустился по лестнице, оставив за собой ворох светящихся спутанных нитей, где красные и темно-синие невообразимо переплетались с черными и белыми. Будучи прядильщицей, я умела распознавать нити прошлого, настоящего и будущего, связывающие Вселенную воедино. Яркие синие и янтарные нити обычно слагали прочную основу, в которую вплетались разноцветные нити индивидуального опыта.

Но только не сегодня. Воспоминания Маркуса были настолько сильными и угнетающими, что искажали ткань времени и делали дырки в структуре, словно готовя проходы для появления какого-то забытого чудовища из прошлого.

Облака, собирающиеся на горизонте, и покалывание в больших пальцах предупреждали меня о скором наступлении полосы бурь. Для всех нас.

Глава 4 День первый

13 мая

Фиби сидела перед закрытыми окнами своей комнаты. Шторы цвета спелой сливы были полностью отдернуты, открывая парижский пейзаж. Насытившаяся кровью создательницы, Фиби пожирала город глазами и жаждала новых открытий, которые преподносило ей изменившееся зрение.

Она узнала, что ночная темнота вовсе не является черной. Нет, темнота имела тысячи оттенков и отличалась по фактуре: от хрупкой, как крылышки стрекозы, до плотной, бархатистой на ощупь. То, что прежде казалось черным цветом, было немыслимым количеством оттенков: от темно-пурпурного и темно-синего до нежнейших светло-серых полосок.

Ее жизнь не всегда будет такой легкой, как сейчас. А пока ей незачем дожидаться появления грызущего ощущения в животе. Достаточно постучать по двери. Рано или поздно Фиби придется прочувствовать голод. Без этого она не научится жаждать живой крови какой-нибудь зверюшки и управлять настоятельным желанием добыть эту кровь.