– Ученые тогда и вели за собой общество, – продолжала Ан-Мару. – Точнее, увлекали. Тогда нельзя было сказать: делайте все вот так. Зато можно было сказать: посмотрите, как можно делать! И люди принимались так делать, потому что это было ново и интересно. Из чистой науки постепенно стала отделяться механика. Философы тогда не очень это одобряли, потому что считали, будто наука не должна применяться во всяких мелочах, а должна искать потаенный смысл всех вещей. Но простым людям механика очень понравилась, поскольку она сумела облегчить их труд. Появилось множество изобретений и приспособлений. Придумали колесо, рычаг, ворот, мельницу, да мало ли что еще. Ящеров когда-то тогда же приручили. Все их дикие родичи нынче уже вымерли, а этих мы сохранили. Они очень тогда помогали, когда люди принялись строить.
– Что строить? – уточнил Кайтен.
– А города. Вон, стену каменную видишь? – Ан-Мару указала пальцем за спину охотника. – Тогда строили. Ну, чуток попозже. Люди научились разрезать камень и строить из него, а философы подали идею продвижения вглубь леса, на север. И то сказать, маловато стало места на юге. Людям-то хорошо жилось, привольно, детей много рождалось. Вот и начали понемногу двигаться на север. Медленно продвигались. Лес-то рубить не особо можно, а вот камень – сколько угодно. Потому строили дома из камня, а камень возили больше с южных берегов, там много было подходящих скал. Вот и возили. А раз возить, нужна дорога. А чтоб дорогу проложить, надо с лесом договариваться. По нескольку веков дороги прокладывали. Потихоньку везли камень на север. Но мало-помалу расселялись. А потом, когда достаточно далеко на север забрались, обнаружили кое-что очень интересное.
– И что же? – Кайтен подался вперед, совершенно заинтригованный.
– Зиму! – торжественно объявила ведьма.
– Не понял, – недоуменно признался охотник.
– Зимой-то что происходит? Когда выпадает снег, что делают травы, деревья, насекомые, звери некоторые?
– Н-ну… – Кайтен лихорадочно пытался сообразить, каким может быть правильный ответ. – Трава вянет… Насекомые… спят, наверное…
– Спят, – важно подтвердила Ан-Мару. – Вот в чем все дело. Зимой лес спит. Он впадает в спячку, ничего не чувствует и не воспринимает.
– И тогда его можно рубить! – обрадовался Кайтен.
– Да как бы не так! Вот люди тоже так подумали. Мол, не реагирует, так мы сейчас все и вырубим, сколько нам надо. А как пришла весна, лес проснулся и наплодил тварей за каждое срубленное деревце.
– А тогда я не понял, в чем состояло великое открытие, – обиженно проворчал Кайтен. – Ничего же не изменилось.
– Да, поначалу не изменилось, – кивнула ведьма. – Да только это открытие оказалось предвестьем раскола. Люди, которые ушли на север, в какой-то момент оказались под влиянием новой идеи. И целую зиму эту идею обдумывали: что можно прожить без леса. Без постоянного страха перед тварями. Потом-то твари вернулись, и немногие тогда сумели спастись, но вот идея сама осталась. С тех пор об этом нет-нет, да задумывались. То одни, то другие. Тогда-то и раскололось человечество на два лагеря. Одни говорили о тирании леса, о том, что человеку не следует жить в вечном страхе, подчинять свои нужды взбалмошным желаниям какого-то непонятного существа, которое даже живым назвать сложно. Они говорили, что человечество должно освободиться от власти леса. Что лес нужно вырубить, а вместо него построить дома и распахать поля. А другие не желали ничего менять, им нравилась безмятежная жизнь, целебные травы, а что ради этого приходилось считаться с желаниями леса, так это дело привычное. Были и третьи, самые осторожные. Те говорили, что дело это неясное, что на лесе, может быть, вся земля держится, и стоит его уничтожить, как приключится глобальная катастрофа. А самое что неприятное, среди этих третьих было очень много следящих. А уж они про лес знают побольше всех остальных.
– Так вы полагаете, что правы третьи? – осторожно уточнил Кайтен.
– Я ничего не полагаю, – решительно отперлась Ан-Мару. – А вот Ан-Таар уверен, что это так. Лес наш – вообще странное место. Необъясненное. В чем, к примеру, содержится его разум? В деревьях? А стал бы он позволять нам рубить эти деревья, если б это было так? А еще мы знаем, что в тех местах, где лес был подчистую вырублен, потом снова выросли деревья, и те же самые даже деревья, как здесь, вот только разумной силы в них нет нисколько. Те маленькие леса, которые оторваны от этого большого, уже неразумные. В то же время здесь вот мы рубим деревья, или они сами умирают, и ведь с тех незапамятных пор, как люди появились, ни одного живого дерева не осталось, все сменились. А лес между тем остается все тем же. Так где же спрятан его разум?
– Я не знаю, – признался Кайтен.
– И я не знаю, – согласилась старуха. – И не верь тому, кто скажет, будто знает. Это тоже загадка. И когда лес – такая загадка, как мы можем утверждать, что те правы, а те нет?
– Ага, понимаю, – сообразил Кайтен. – Вроде как эта третья теория может ошибаться, но если она окажется верна, то нам всем крышка?