Легенды Лиса

– Действительно, – кивнул я, – они бы оказали мне честь управлять крохотным леном королевства, который из разбойничьей земли я превратил в спокойный и радушный приют. Вернули бы все мои привилегии и наделили бы дополнительным правом стоять в присутствии префекта провинции. Они взяли бы с нас не самые больше налоги, помогли бы со знаниями, с этой современной наукой, привнесли бы в нашу жизнь больше уверенности и нескрываемую гордость… Гордость, сравнимую с гордостью тетеревов. С другой стороны, конфликт с ними неминуемо привёл бы к гибели половины гарнизона и позорному бегству оставшихся. Две тысячи матерей, столько же жён и ещё больше детей оказались бы ввергнуты в величайшее горе утраты… Драться с сотней совершенно безнадёжно… И почему, после всего этого, глупый лорд Ива собирается не сдаваться, а принимать бой? Что ты скажешь об этом?

– Я скажу, что вы просто запутались в понятиях долге и чести, мой лорд. Не можете принять неизбежное поражение, как нечто, предопределённое свыше, и отказаться от своей героической смерти во имя неизвестно чего.

– Неизвестно чего? – проронил я. – Тебе неизвестно, что такое – Матушка Свобода, и что – Тётка Несправедливость? Ты не знаешь, почему с одной из них следует бороться, а за другую – умирать?

– Поверьте мне, – он почти заплакал. – Я знаю. Я сам учил вас этому… Но ведь не тогда, когда это совсем безнадёжно. Не тогда…

– Поверь мне, – сказал я, оборачиваясь, – я не пошёл бы драться с безнадёжностью, если бы знал, что это бессмысленно. Но, по мне, в этом есть смысл.

– Пожалейте, – задохнувшись, воскликнул он, падая на колени. – Пожалейте хотя бы меня! Я ведь вложил в вас всю жизнь без остатка, всё, что было! Вы ведь являетесь олицетворением всему, во что я верил и что любил…

– Именно поэтому, – прошептал я, наклоняясь и целуя его в сморщенный вспотевший лоб. – Именно поэтому я не сдамся.

Чайки кричали, подгоняя начинавшийся прилив. Письмо доставили, и вызов был принят. Заключённое законом чести перемирие расцвело пятнадцатитысячной толпой жителей моих деревень и крепости. Толпа, высыпавшая на широкое поле, пестрела всеми красками, говорливо шумела; мужчины и женщины жались друг к другу, с боязнью поглядывая на молчаливый квадрат воинов королевства, окружавших маленькую фигурку Её Высочества. Мои подданные пришли посмотреть на бой. Некоторые из них плакали, радостным точно не выглядел никто. Повсюду неслись шепотки “Что он делает?!”, “Зачем?!” и “Не надо!” Они вправду любили меня – и мне было легче.

– Что ж, – объявил тощий и страдающий насморком глашатай, обводя нас с королевским рыцарем взглядом грустных серых глаз. Ему, как и всякому разумному человеку цивилизованной страны, претило моё самоубийство. – Поединок чести, до смерти одного из противников, оружие меч, доспехов нет, всякая магия запрещается. Готовы ли…

Мы с рыцарем синхронно кивнули. Он сорвал свой шлем и начал разоблачаться с помощью оруженосца.

– Что вы хотите сказать, господин? – спросил грустный глашатай, увидев моё лицо.

Бриам, которого я взял в качестве сопровождающего, вздохнул и, выйдя вперёд, поклонился в сторону Её Высочества.

– В знак уважения к нашей потере, – громко сказал он, – и потому что этот поединок будет освящён для всех родившихся в наших краях на столетие вперёд… Мы просим Её Высочество благословить обоих воинов. И того, кто бьётся за правду, и того, кто за честь.

Ропот прошёл по полю, как порыв ветра, качнувшего траву. Глашатай посмотрел на нас ещё более грустно, и отступил назад. Мы не слышали, что говорилось там, в центре молчаливого строя. Но девушка подала руку телохранителям, сошла с повозки и оказалась рядом с нами.

Она была маленькая для своих шестнадцати лет, почти коротышка. Одета, как мужчина, на женской фигуре форма слегка топорщится: никто не стал её перешивать. Гладкие тёмные волосы, собранные в хвост; овальное лицо с большими глазами, словно удивлёнными; ровные тоненькие брови; какой-то совершенно детский нос; губы, слегка озадаченные. И маленькие уши, оттопыренные чуть больше, чем следует.

Рыцарь рухнул на колено, не закончив развязывать тесёмки, брякнув своим железом. Я стоял на секунду больше, чем нужно, показывая, что для меня это не наследная принцесса, а просто девушка из чужих краёв. Затем опустился. Телохранители отступили в стороны, зорко оглядывая толпу. Стояла непривычно-дикая тишина. Мы с рыцарем подняли головы. Принцесса смотрела на нас, пока глашатай представлял её со всеми титулами и подробностями.

Что-то сказав своему рыцарю одними глазами, она повернулась ко мне.

– Лорд Ива, – произнесла она, голосом твёрдым и старательным, а потому – ещё более детским, чем даже эти беззащитные, открытые уши. – Зная о вас, как о человеке стальных принципов и чести в высшем её проявлении, я не осмеливаюсь попросить вас сдаться без поединка. Но, Лорд Ива… благословить вас на самоубийство я тоже не могу. Здесь… и сейчас… я могу лишь восхищаться вами. И скорбеть за вас.