Действительно, несколько минут спустя они рванули вверх через облака, точно ракета, веревки заскрипели, и еще больше льда свалилось по мере того, как шар расправлялся во все более разрежающемся воздухе. Амундсен слез по снастям обратно в гондолу и помог Грессе стабилизировать высоту, потянув канат, связанный с водородным клапаном на крыше их шара, и попытавшись выпустить как можно меньше, но зная, что если они выпустят недостаточно, шар разорвется от внутреннего давления, и тогда они рухнут, точно камень, навстречу верной смерти.
Наконец, они стабилизировались на высоте 15 000 футов, но это было все равно, что ехать на йо-йо. Разреженный воздух на большой высоте оказывал куда меньшее сопротивление движению, и ничтожнейшее нарушение равновесия швыряло их вверх или вниз на сотни футов, прежде чем они успевали его восстановить. Когда скапливающийся лед снова стал вызывать снижение, Пири, который оставался снаружи, должен был его скалывать, но если он сбивал слишком много, Амундсену приходилось выпускать водород, дабы воспрепятствовать нежелательному подъему. На это у них ушел остаток ночи, время от времени они менялись местами, так что никто из них не рисковал замерзнуть насмерть снаружи на обледеневающем шаре.
— Мы словно погоняем упрямого мула, — заметил Амундсен во время одного из своих дежурств. — Бедную скотину приходится бить, чтобы она шла куда надо.
— Ха! Ты, в конце концов, не так уж отличаешься от Скотта! — Смеясь, заявил Пири. Роберт Скотт выступил в свою полярную экспедицию с сибирскими лошадками, которые тянули его сани.
Амундсен не рассмеялся.
— Надеюсь, что нет, — сказал он. — Лошади Скотта пали еще до того, как он по-настоящему выступил.
— Мы уж больше, чем просто выступили, — обнадежил его Пири. — Не беспокойся, мы еще куда-нибудь доведем нашего переросшего мула.
Заря не спешила заняться на столь высокой широте, но когда солнце наконец выглянуло из-за горизонта, лед стал таять, и приходилось снова и снова выпускать водород, чтобы не взвиться чересчур высоко.
— Гм, похоже, полет близится к концу, — сказал Пири, расхаживая взад-вперед по такой просторной отныне гондоле. — Балласта больше нет, если только мы не пожелаем выкинуть все оставшееся снаряжение и жратву. Мы можем проболтаться в воздухе до конца дня, но, когда ночью опять начнется охлаждение, мы пойдем вниз в последний раз.
— Если бы я только не задурила и не выкинула слишком много, — пожаловалась Гресса. — Это все я виновата.
Амундсен возразил:
— Чепуха. Если бы не сбросила все, что сбросила, мы бы врезались в землю и угробились. Или утонули бы в Реке. А пока складывается так, что у нас — еще целый день для полета, попутный ветер дует в спину, и до цели — лишь несколько сотен миль. Мы сядем как можно дальше к югу и посмотрим, нельзя ли получить помощь у местных жителей. Если нет, что же, пройдем, сколько осталось, пешочком.
— Хотел бы я знать, какой из протоков Реки уходит дальше прочих к югу, — заметил Пири долинки, проплывающие во многих милях внизу. Теперь, когда путешественников отделяло от полюса лишь несколько градусов широты, все больше и больше отрезков реки совершало последний поворот и вновь отступало на север, и по обе стороны оставалось по участку русла, которые бежали дальше. Один из них должен протянуться дальше всех прочих, и если исследователям придется сесть на Реке, предпочтительна его долина. Но не было способа угадать, что это за участок, пока они фактически не доберутся до конца.
Весь день двигатель на рыбьем жире нес их вперед с неизменным чуф-чуф, прибавляя несколько миль в час к скорости их дрейфа на юг. Но солнце так низко стояло над горизонтом, что двигатель выдавал лишь несколько процентов от своей работы на экваторе. Пири честил его и так, и эдак, ибо машина почти что стала мертвым грузом, и если бы слова могли нагревать котел, их колымага могла бы облететь вокруг света в течение дня, но Пири преуспел лишь в нагревании своих легких и ушей своих спутников.
Позднее, когда настал вечер, и, судя по всему, следовало бы выбрать наобум какую-нибудь долинку, они увидели в отдалении полярную ледяную шапку.
— А вон самое южное ответвление Реки, — сказала Гресса, указывая далеко на запад, где с дюжину параллельных каньонов юг-север огибало прочие ровной кривой и омывало основание ледяной шапки, точно замковый ров.
— Следует нам двигать туда или попытаться достичь самой полярной шапки? — спросил Амундсен Пири.
— Мы на широте восемьдесят пять градусов, — ответил Пири. — Лишь в нескольких сотнях миль до полюса. Если удастся дорваться до шапки, мы сможем за несколько дней пробежать то, что осталось, на лыжах.
— А если не удастся, вся жизнь может уйти на то, чтобы лазать по горам, дабы всего-навсего пересечь последние несколько дюжин долиночек, — усмехнулся Амундсен.
— Если подадимся к самому южному руслу, нам предстоит взобраться, по меньшей мере, на одну гору, — указала Гресса. — И эта последняя перед ледяными просторами выглядит почти вдвое выше остальных.