Ударившись, она крутанулась, и, не удержавшись на месте, прокатилась волчком еще с дюжину футов в сторону обрыва, но примерно фут мягкого снега поверх льда затормозил падение, и она, заколебавшись, остановилась посреди облака белой метели. Амундсена бросило на пол гондолы, но миг спустя он пополз к двери и вывалился наружу, в снег. Пири висел на снастях, как безумный, полосуя шар ножом.
— Брось его! — прокричал Амундсен. — Прыгай!
Аппарат, избавившийся от веса двух людей, опять потянулся в воздух. Прорези, которые сделал Пири в нижней части шара, едва ли на что-то влияли.
Ругаясь, он соскочил с гондолы, пролетел пятнадцать футов и, очутившись в снегу, вонзил туда нож, точно ледоруб, что помогло ему затормозить лишь в двенадцати футах от обрыва.
Аппарат оторвался от гребня скалы, один раз повернулся вокруг себя и пропал за скалой в нисходящем потоке, Пири произнес.
— Ну, вот и прилетели. А теперь — самое веселое.
Они брели на запад в сгущающихся сумерках, ища снаряжение, выброшенное за борт, но снаряжение нашло их само. Они пробивались на край длинного сугроба север-юг, когда услышали сверху низкий рык, и над головами у них появилось с полдюжины мохнатых белых созданий. Создания были нагружены шкурами, рюкзаками и едой, точно мародеры, возвращающиеся после удачного налета на спортивный склад.
Увидав Пири, Амундсена и Грессу, они выронили добычу, хором заухав и закрякав от изумления. И тут Гресса прокричала:
— Дерьмо собачье, я знаю этих ребяток! — и побежала им навстречу. Они рассеялись, вопя, но Гресса протренькала что-то на их родном языке, и один из них задержался, подхватил со снегу побольше добра и, колеблясь, отступил на несколько шагов, явно узнав ее, но столь же явно не уверенный, что означают ее наряд и ее спутники. Гресса подошла к нему, что-то лопоча, и миг спустя, он избавился от напряжения, и они принялись обниматься, точно влюбленные после долгой разлуки. Когда он наконец выпустил ее, она обернулась к Пири и Амундсену и крикнула:
— Эй, познакомьтесь с моим братом!
Встреченные принадлежали к племени йети, численностью около тридцати, которые жили в пещерах, окружавших один-единственный грейлстоун в нескольких милях к западу. Они приняли у себя путешественников, и впервые с тех пор, как они покинули дом, исследователи поели горячего. Затем все уселись у костра близ входа в самую большую пещеру и стали обмениваться рассказами.
Йети мало что нашлось рассказать: грейлстоун обеспечивал их пищей и топливом, но на плато не водилось никакой дичи для охоты, и никто пока что не отыскал дороги вниз, на другие земли.
Пири задал им лишь один вопрос: не выступали ли когда-нибудь к полюсу они или кто-то другой. Гресса перевела, и, когда ее брат ответил, сказала:
— Кийика говорит, что никогда ни о чем таком не слыхал. Никто отсюда ни разу не удалялся больше, чем на два дня пути на юг, так как в этом направлении больше нет грейлстоунов. Он говорит, что есть другие племена йети, разбросанные по всему краю полярной шапки, но он также никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь из них ходил к полюсу.
— Спроси его, не поможет ли он в этом нам, — сказал Пири.
Гресса перевела и, когда брат ответил, рассмеялась и пояснила:
— Он говорит: «А почему бы и нет? Тут все равно больше делать нечего».
Пири улыбнулся.
— Отлично. Тогда вот что… — и он стал описывать, как переносят еду от тайника к тайнику, создавая вспомогательную цепь от базового лагеря на всем пути к точке, откуда главная команда сможет совершить последний рывок к полюсу.
Они провели последующие несколько дней, запасая пищу и чиня лыжи и рюкзаки, пострадавшие при падении на лед. Оба — и Пири, и Амундсен, жаждали поскорее закончить то, что начали, но предыдущие ошибки на Земле научили обоих не слишком полагаться на удачу. И они терпели, пока все не было готово, прежде чем снова выступить в путь, на этот раз — с дюжиной помощников-йети.
Они бежали на лыжах по десять-двенадцать часов в день и строили снежные иглу, чтобы спать по ночам. Йети на лыжах не ходили, но их широкие мохнатые лапы действовали как снегоступы, и, если они теряли в скорости, то брали свое выносливостью. Они возвращались парами, пара уходила каждый день назад, по цепи, в то время как оставшиеся спешили вперед.