Дом был большой, и все же не казался прочным. Конечно же, в нем чувствовался привкус готики со всеми этими щипцами и трубами, слава Богу. Он стоял во отдалении от любых других признаков цивилизации и, по правде говоря, выглядел нелепо на фоне этой однообразной равнины и низкого леса. Тем не менее, у Эдгара заныло сердце. На Земле он всю жизнь прожил в городах, и, - о! - как ему не хватало грохота конных повозок по булыжнику! Монолитов из кирпича и извести с уютными огоньками в мягких недрах, полные запахов цивилизованной пекарни и вкусов самого разного пива.
Направо была небольшая роща, и он услышал, как там рубят дерево. Крепко сбитый, могучего вида малый с квадратным лицом и короткими волосами усердно трудился, заготовляя топливо. Он что-то басисто пел, то пугающе провывая строфу, то снижая голос до шепота. Что-то наподобие «Техасской желтой розы». Пот брызгал с его лба после каждого удара топором по бревну. В какой-то миг, пока Эдгар стоял и наблюдал за ним, дровосек просто-напросто уронил топор и принялся биться с неким воображаемым внезапно напавшим врагом. Затем вновь подхватил топор и возобновил работу.
— Прошу прощения, — сказал По, удостоверившись, что между ним и этим примечательным лицом — несколько ярдов.
Дровосек обернулся, вскинул топор в боевую позицию и вдавив голову в плечи, словно изготовившаяся к обороне черепаха. Он пробурчал нечто вроде: «Кром».
Эдгар поспешил поднять руки, показывая, что у него нет оружия.
— Извини, что напугал. Я всего лишь безобидный посетитель.
Тот немного расслабился, но в глазах его сохранялась настороженность.
— Проклятие, мистер, — сказал он, растягивая слова на юго-западный характерный манер. — Здесь приходится следить, кто подкрадывается со спины.
— Подкрадываться едва ли было моим намерением, — сказал По. — Я полагаю, что пришел к издательству «Дом с Семью Щипцами»?
Дровосек опустил топор.
— Еще бы! Может, вы книжку хотите купить?
— Я здесь по нескольким причинам… увы, приобретение книги не является одной из них, хотя я и знаком с вашей продукцией. Позвольте мне представиться. Меня зовут Эдгар Аллан По, и я, помимо прочего, ищу работу.
Лицо дровосека разительно переменилось.
— Елки-моталки! — Изумление и радость сменили подозрение — У, зараза! Приделай к этой башке длинные волосы и усы, и вид будет точь-в-точь как на картинке. — Он хлопнул себя рукой по ляжке. — О, заливисто-хрустальный, мелодичный перезвон, легкий звон, звон, звон, звон — звон, звон, звон…
— Ясный, чистый, серебристый этот звон, — закончил Эдгар строфу за него.
Подобное волнение вызывала всегда встреча с кем-нибудь, знакомым с его творчеством. Такое происходило редко, но он это всегда ценил. По улыбнулся и кивнул, согретый этой щедрой улыбкой южанина. И, прежде чем что-либо подумал, уже тряс эту могучую руку.
— Страшно рад познакомиться, сэр. А звать меня Говард. Роберт Ирвин Говард. Вы не слышали обо мне, и слышать не могли. Я из двадцатого века. И тоже стишки пишу.
— Что же, судя по всему, я пришел, куда надо.
— Вот уж в самом деле… Идемте, выпьем вместе. Не могу прийти в себя. По! Ге Фе прямо в штаны наложит!
Эдгар позволил этому медведю препроводить себя в дом. Южный акцент сдабривал гостеприимство особой щедростью, а перспектива выпить бросала на ситуацию розоватый отсвет.
Человек по фамилии Говард обвел его вокруг дома, и По увидел на задворках другое, одноэтажное сооружение.
— Уборная, полагаю?
Говард от души расхохотался и хлопнул своего нового задушевного друга по спине.
— Боже мой, да нет! Это печатня. Я позднее покажу. А сейчас нужно как следует тяпнуть.
Эдгар позволил провести себя в высокую, хорошо освещенную комнату с длинным дощатым столом, раковиной, плитой и очагом, где висел котелок, в котором явно что-то варили или кипятили, если требовалось. Говард подошел к шкафу и достал кувшин и две кружки.
— Надеюсь, ты не против эля, — все мы целыми галлонами получали его из граальчиков и берегли для особых случаев. Полагаю, визит гиганта литературы можно считать действительно чем-то особым.
— Да. Эль — это замечательно.
Он так жаждал, что сгодилось бы все на свете. Но об этом По упоминать не стал. Он принял кружку, позволил Говарду провозгласить тост, а затем выпил. Эль был темным, крепким и пенистым — он осушил почти всю кружку в несколько глотков и мгновенно забыл обо всех своих несчастьях.
Говард шлепнул себя по губам и рыгнул.
— Мы тут все писатели… и, позволь мне сказать, тебя тут оценят. Все писатели, кроме Иоганна и его рабочих, конечно.
— Иоганна?
— Иоганна Гутенберга! Это он помог нам запустить издательство! Ну что, Эдди, как насчет по второй?
По с радостью позволил вновь наполнить свою кружку. И отхлебнул вволю.
— Беллетристика. Вы печатаете беллетристику. Самое дивное роскошество в этом мире.
У Говарда запылали глаза.
— Это самый важный вклад, который мы можем внести в развитие человечества! Как может великий, писатель, вроде тебя, даже подвергать это сомнению?
Эдгар пожал плечами.
— Полагаю, я все эти годы был озабочен другими делами.
Говард смягчился.