— Ну, все это заняло некоторое время. Поиски тоже. Но несколько лет назад, черт нас возьми, если мы не набрели на это местечко — и не так уж далеко от мест, где говорят и читают по-английски, что делает его прямо-таки золотым дном. Кого мы здесь нашли, если не Джо Гуттенберга? Он как раз делал более или менее то, чем занимался раньше дома, ну и мы кое-что отпечатали на этой основе, а затем начали нововведения. Эти чудики нашли неподалеку руду, и не так уж сложно оказалось изготовить настоящий пресс. Ну, при наших познаниях в сочетании с навыками Джо, не так уж много прошло, прежде чем мы приступили к стряпне.
Ну, а Берроуз все это время строчил да строчил… Полагаю, мы все карябали. Но мы прочли его опус, и, поскольку Тарзан — самый популярный персонаж, мы сочли, что он, естественно, годится для первой книги. Остальное — история. Так что вы здесь видите, мистер По, начало писательской колонии… а надеюсь, что также издательской империи.
Слова, мистер По. Приключения да идеи, чтобы поддержать души миллионов, чтоб они жили. У нас есть планы… грандиозные планы… И, полагаю, мы искренне счастливы, что вы теперь с нами.
Все это прозвучало, словно музыка, для Эдгара По, и явилось достаточным поводом для новых возлияний и дальнейших тостов.
— А скажи-ка нам, Эдди, на что были похожи твои дни в этом мире? Что ты поделывал? — спросил Говард, акцент его от выпивки еще усилился.
— С вашего дозволения, — заговорил Дент, прежде чем По смог ответить, — мне надо наведаться в деревню. К обеду я вернусь, и, возможно, принесу что-нибудь на десерт, а? Добро пожаловать на борт, мистер По. Ожидаем, что завтра приступите к работе, если и когда достаточно очухаетесь.
Эдгар поднял прощальный тост за одного из новых благодетелей, а затем опять ухнул на скамью. В голове у него все плыло от сочетания жвачки грез с отменным пивом. И того и другого изрядно… Давненько он не был способен настолько себя побаловать. Яркие краски трепетали и мельтешили. Дружелюбные, участливые лица писателей висели, точно милостивые луны в добром небе… И, о! — звезды капали в этом небе огненными слезами.
Словами, в которых звенело торжество читающего стихи, которые изобиловали аллитерациями, были насыщены ассонансами и сдобрены звукоподражаниями, Эдгар Аллан По поведал свою историю. Он рассказал о воскрешении на берегу Реки, о том, как несколько недель считал себя сумасшедшим, плывя куда-то наугад в состоянии бреда наяву.
— Я твердо верю, что умер от поражения мозга, а не от пьянства. Не могу отрицать, что алкоголь воспалил рану в моем больном мозгу, но если бы там не было этой дыры, я бы не умер. Я подумал, видите ли, что приговорен к какому-то странному местечку в преисподней, и что мой ослабевший разум не смог вынести отчаяния, и поэтому я его утратил. Я блуждал много-много дней, прежде чем снова не стал самим собой. К этому времени, увы, я оказался очень далеко от моего времени и моего народа, ибо, откуда я знал, что воскрешение совершалось партиями, в соответствии с родом-племенем и эпохой, а часто даже и страной! Ибо, когда я пришел в чувство и стал кое-что понимать, моя первая мысль была о моей дорогой жене. Я обрел надежду воссоединиться с ней… Милая Вирджиния! Моя родная Сисси! Я устремился обратно в направлении, в котором, как мне чудилось, пришел, от поселения китайцев девятого века, методы которых вернули мне разум. Однако, когда я, наконец, нашел во второй раз обитателей Америки девятнадцатого века, та, что была мне дороже жизни, Вирджиния Элиза Клемм По оказалась потеряна для меня точно так же, как, когда ее не стало в ту ужасную зимнюю ночь 30 января 1847 года.
— С тех пор, — продолжал он после долгого гробового молчания, во время которого писатели терпеливо ждали, — я везде искал мою любимую. Ее поиски стали моей целью в здешнем мире. Воссоединиться духовно и телесно, ибо эта бренная оболочка не будет исцелена, пока ее нет со мной. — После того, как он снова подкрепился элем, он коротко описал свои странствия, весьма красочные, но тронутые душевной меланхолией, в поисках своей милой кузины, на которой он женился, когда ей было тринадцать, и которая при жизни вдохновляла его на великие творения. Когда, наконец, его свистящие слова растворились в безмолвии, никто из взволнованных писателей опять долго не нарушал тишины.
Эту атмосферу прогнало рявканье Боба Говарда.
— Печальные дела, мистер По. И я вас хорошо понимаю.
— По щекам этого здоровяка бежали слезы. — Первое, что я стал делать — это искать Мо. И нашел, но не сразу. У нее здесь теперь дом, и я знаю, куда податься, чтобы ее навестить… Но, знаете ли, мистер По, теперь, когда у меня здесь дружки и это издательство… Ну, я не так уж много теперь думаю о Мо…
— Во-первых, это Боб, а во-вторых, мы постоянно заваливаем тебя работой! — фыркнул Фауст.
Верзила смутился.
— Черт возьми! Я даже завел парочку постоянных подружек! Признаться, куда ни кинь взгляд, а это место куда лучше, чем даже Техас.
По вздохнул.