Легенды мировой истории

Рюрик ничего не смог больше узнать: запрокинув бледное лицо, Олаф заснул — так крепко, что это было похоже на смерть.

В Невгороде они застали битву. Пылали княжеский дом и медхус дружины.

Против Вадима повернулись даже те россы, которые поддерживали его из страха за свои жизни и жизни своих семей. Люди, непривычные к страху, и те, кого он не может разрушить до конца, бывает, устают бояться. Невгородцы уже увидели, что ильменский князь принес им больше смертей, чем жестокий набег сверигов прошлой весной.

Остававшиеся с Вадимом наемники-степняки, которым он, к тому же, задолжал, решили наконец сдаться. И вынесли, держа за волосы, его голову.

Неизвестно, какими были его последние часы и минуты, когда он сидел в княжеском доме, всеми оставленный. Ждал ли он тех, кто вошел к нему с обнаженным мечом? Мертвое лицо его было мирным. Но он умер князем, как и желал.

…Олаф показал, где находятся на подворье ямы для преступников, но Рюрик и сам бы их нашел — по трупному смраду. Мертвого Ингвара подняли из ямы: нога его была совершенно черной, точно обугленной. Рюрик проводил брата в Валхаллу по обычаю викингов — они с Олафом справили по нему тризну, на которой страшно напились вместе с россами и степняками-наемниками. Ингвару понравилась бы такая тризна. Гостомысла горожане предали огню с княжескими почестями, по всем обычаям россов.

Забытая битва

Рюрик смотрел и не мог поверить своим глазам: его «дракон», высунув красный язык, действительно поднимал голову из воды совсем недалеко от берега.

Он тотчас бросился в воду и нырял, пока не осмотрел все повреждения. Умелые плотники россов быстро подлатали «дракона», и, как только он был готов, Рюрик и Олаф решили испытать драккар — пройти на нем по озеру Нево и дальше, по короткой широкой реке, до соленой воды. За ней уже лежал Рустринген. Рюрик сказал о походе Милене и увидел, как она сразу притихла, сжалась. И даже похудела за те дни, что он готовил драккар к походу, — словно что-то сушило ее изнутри.

А жизнь в Невгороде постепенно входила в свою колею. Собралось вече, на котором головой выбрали воеводу Мирослава. Опять в городе застучали топоры — возводили новые дома вместо сгоревших в пожаре, в том числе — княжеский и дружинный, отстраивали кузни, склады. И снова строили лонгботы для себя и на продажу — леса в округе было много.

Рюрик нашел для себя и Милены приют в пустующей избе. После тесноты и темноты лесной хижины они почувствовали себя в настоящих хоромах. Олаф же предпочел ночевать в доме дружины, где все спали вповалку — устав от состязаний в стрельбе, борьбе, а то и от драк, да и от любви с невгородками. И россы, и наемники вскоре приняли Олафа как своего. Он был лих, отважен, честен, всегда заводила на пирушках. Полюбил лошадей и вскоре стал искусным наездником. Ближайшими его сотоварищами стали сыновья Мирослава — Глеб, Всеволод и Ярополк. И ни одна живая душа не знала, что Олаф безнадежно влюбился. В первый раз в жизни. И, как на зло, — в запретную женщину. Он старался теперь быть как можно дальше от Милены, от этого искушения. Но это все же не мешало ему пользоваться доброй славой у нескольких веселых невгородских молодок.

…Добротно починенный драккар, хоть и чуть поскрипывая, шел споро, жадно захватывая парусом соленый ветер, словно истосковавшись по нему. И Рюрика охватила безотчетная радость. Так всегда бывало с ним в море — он словно опять был молод, и впереди — целая жизнь, в которой не будет ни сомнений, ни боли! Конунг начинал узнавать низкие берега — до Рустрингена было не так уже далеко.

Милена, земля россов, в которой навсегда остался Ингвар, — все это теперь оставалось позади, за этой соленой водой. Может, все это — Милена, лесная хижина, Невгород, миклегардский поход — просто приснилось, и он вернется сейчас… домой, в Рустринген, к теплой Эфанд. Вернется в свое маркграфство и будет жить привычной прежней жизнью — так, словно никакой земли россов и не было?

Рядом стоял Олаф. Он тоже узнал берега. И был молчалив, и напряженно думал о чем-то, время от времени бросая на Рюрика испытующие взгляды.

И вдруг Рюрика пронзило: Аскольд! А он-то: Рустринген, Эфанд, теплый угол! Да возвращаясь из Миклегарда, Аскольд не минует Невгорода! А узнав, что там произошло, наверняка постарается сесть там князем! Дружина россов потеряла из-за Вадима больше половины, воеводы перебиты, один остался Мирослав с сыновьями, а горожане и ремесленники — храбры, но не воины. И подходы к городу с воды — так и остались не защищены, заграждения не поставлены.

И там — Милена…

— Драккар в порядке, — не оборачиваясь, сказал Рюрик Олафу. — Правда, стал поскрипывать, но идет ходко и проскрипит еще долго. — И вдруг резко повернулся к гребцам: — Поворачивай!

— Повора-а-а-чивай домо-о-о-ой! — радостно подхватил, встрепенувшись, Олаф, и стащил с места одного из гребцов, и сам взялся за весло.

Мирослав отдал под начало Рюрику всю дружину Невгорода и наемников-сверигов, взяв под свое начало всех конников — и россов, и степняков.