Легенды мировой истории

Она? Он не помнил. Потом — пир, гудение рожков, заунывное пение старого суоми, катящаяся голова с открытыми глазами, перевернутая столешница… Боль и темнота.

Пока он ел, женщина рассказала ему, что на Волхове было сражение между варягами, и потоплено много ладей. Что варяги ушли дальше по реке через пороги. Что в Невгороде тоже было кровавое сражение — между россами. Что Вадима поддержала часть россов и наемники, и он победил.

Рюрик отдал пустую миску, обтер руки о штаны:

— Давно я здесь?

— Четвертый день.

— Все… мои драккары ушли? Все до единого?

— Не знаю.

— Как я оказался в лесу?

— Однажды утром мы проснулись здесь от непонятного шума. Кто-то ломал кусты. Испугались: медведь, погоня? Это оказалась заблудившаяся лошадь. Ты был привязан к ее седлу. У Гориславы накошена вечерняя трава, она хорошо помогает от ран. И ее любят лошади. Вот лошадь и пришла прямо сюда. Ты был весь в засохшей крови. Горислава сказала, что раны твои неопасны, если не будет горячки. Но ты потерял много крови. Повезло тебе: ни на волков, ни на медведя твоя лошадь ночью не набрела. Да они сейчас и не голодны: зайцев и кабанов — видимо-невидимо. А лошадь на следующий день отвязалась и убежала. Вот и всё. У Гориславы плохо гнутся пальцы, это она привязывала…

Рюрик недоумевал. Его лошадь? Не было у него никакой лошади!

— Как ты оказалась здесь?

Женщина подбросила в очаг еще сучьев и какой-то травы. Отрешенно глядя, как они разгораются, медленно заговорила:

— Накануне прихода твоей дружины мне снился странный сон. Черная змея, огромная, скользкая. Она плыла по Волхову, подняв голову. Я знаю, такие сны снятся неспроста. А потом я сама видела: Волхов тек вспять целый день и только к вечеру повернул обратно в Нево. Поэтому я не могла спать, когда шел ваш пир, я сидела в своей горнице на другом конце подворья и прислушивалась. И услышала бой в избе дружины, а потом, за дверью, — голос одного из воевод Гостомысла, Мирослава. Потом он вбежал и закричал, что Гостомысл отравлен, что надо бежать. Стемнело еще не совсем, и я видела, что глаза у Мирослава безумные и лицо — в слезах. Он сказал, что Вадим отрубил голову его старшему сыну. И все-таки он спасал меня. Пока жива, не забуду его верности. Мы проскакали мимо костров твоей дружины. Они увидели нас, смеялись и что-то кричали вслед. Мы доскакали на его коне до небольшой ладьи в камышах. Если бы не Мирослав… Но он должен был вернуться — в городе осталась его семья и — тело сына. Я не помню, сколько гребла в темноте, без остановки. Ночь — ни единой звезды. Только вода плещет и — ничего больше, словно уже смерть наступила. Несколько раз натыкалась в темноте на берег, отталкивалась и опять гребла. А потом легла на дно ладьи, рядом с мечом, и молила Водяную Мокошь[110] вынести меня… Разбудил меня собачий лай. Было уже светло. Так меня нашла Горислава. Она лесная бабка, травница и ведунья. Живет в пещере неподалеку, пришла на реку проверить свои садки. Я была что мертвая, ладони стерла до мяса. Горислава теперь — мои глаза и уши. Продает в Невгороде целебные травы, людей лечит. Это она пришла и сказала, что твои… что драккары варягов ушли вверх по реке.

— Погоди… Ты сказала: «с мечом»? У тебя есть меч?

Она внимательно посмотрела на него, вышла из хижины и вернулась с тяжелым, длинным свертком. Она даже пригнулась под его тяжестью и несла, обхватив руками, словно младенца. Положила на пол. Отвернула холстину. И Рюрик увидел — меч! В широких ножнах, хорошей франкской работы.

— Мы с Гориславой спрятали и твою кольчугу. Вот только починить ее — нужен будет кузнец.

Рюрик не мог сдержать улыбки:

— Может, у тебя где-нибудь и лонгбот припрятан в прошлогодних листьях?

— Нет у меня лонгбота, — улыбнулась она в ответ, — даже лодку унесло течением. Встали утром, а ее в камышах нет.

Рюрик осторожно приподнялся и сел. Хижина теперь вроде бы плыла меньше.

Он смахнул прилипшую к ножнам листву. Вынул меч. Залюбовался, тронул лезвие: отличный клинок…

— Как он тебе… достался?

— Это один из мечей Гостомысла. Всё что успела взять. Подумала, пригодится. Нести его было тяжело!

Он приподнял брови, посмотрел на нее удивленно и с уважением.

Милена помолчала и продолжила:

— Я знаю, что Вадим держит тело Гостомысла. Он ждет. Ждет, пока найдут меня. И тогда — опоят настоем из вещих грибов и сожгут на погребальном костре мужа. По обычаю, жена решает добровольно, но… — Она горько усмехнулась. — Вадим не будет меня спрашивать.

Она все подкладывала хворост в огонь, дым уходил в небольшое отверстие в крыше. Рюрик мог теперь ее как следует рассмотреть.

— Плохо они ищут, — заметил он. — Если Невгород так близко, что старуха доходит туда пешком…

— Пока плохо. У Вадима много дел в самом Невгороде. Много казней. Когда казнит непокорных — будет искать хорошо. А до Невгорода — не близко. Горислава уходит туда на рассвете и только к закату доходит — целый день пути. Другой день торгует и врачует, а на третий — в обратный путь.

— И ты в лесу… одна?