Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни

Сначала было сладко. Потом кричали «Горько!»

Пока родная промышленность, по обыкновению не спеша, налаживала фабричное производство, импортные фризеры появились во многих московских кафе и ресторанах. Когда там столь же оперативно освоили заимствованные на Западе рецепты, у отечественных сладкоежек началась по-настоящему «дольче вита».

Особо выиграли будущие молодожены: теперь традиционное свадебное «Горько!» можно было заранее скрасить выбором из более чем двух десятков сортов мороженого. Самыми распространенными сортами оказались сливочное и шоколадное. Однако совсем не считалось чем-то диковинным и ореховое, фисташковое, земляничное или даже дынное.

«Как упоительна в России ветчина!»

Кстати, об эксклюзиве. Таковой предлагался в самых респектабельных кафе и ресторанах. В сезоне 1899 года, например, писком моды считались сорта «Тимбаль дюшес глясе» и «Шатобриан». В первом мороженая масса щедро нашпиговывалась миндалем, а также кусочками свежего ананаса и вареной груши. Второе приготовлялось с мелко нарезанными цукатами вишни, которая предварительно вымачивалась в роме.

По-моему, именно это в первую очередь имели в виду граждане — одногодки моего дедушки, когда, глядя на пустоватые советские прилавки и вспоминая былые «Тимбаль дюшес глясе», а заодно и нежнейшую тамбовскую ветчину, с ностальгией говорили: «И кому это мешало?»

Из «Книги прощания»

В этой своей последней книге годящийся моему дедушке в старшие сыновья писатель Юрий Олеша про интересующий нас и уже вошедший в начале XX века в повсеместный быт предмет писал так: «Тогда только входило в моду мороженое в вафлях. Нормально же оно отпускалось в стеклянных синих граненых рюмках, и давалась костяная ложечка… И бывало знаменитое, великое мороженое… то мороженое, которое подавалось к столу где-то на даче, где-то на именинах, раз в году, под летящими облаками, под раскачивающимися ветвями, когда свистели поезда, когда кто-то всходил на террасу с букетом роз в папиросной бумаге.

Вот о чем вспоминаю я на тринадцатом году революции, о мороженом, которым угощали буржуазных детей…»

«Тринадцатый год революции» — это 1930-й. То есть как раз тот год, когда мой будущий отец — студент рабфака начал всерьез приударять за моей будущей мамой.

Именно тогда он и повел ее первый раз в только что открытое на Петровке кафе-мороженое.

Но это было, конечно, совершенно другое кафе, в другой Москве.

А главное — в совершенно иную эпоху.

От мороженой картошки к советскому, сливочному

В отличие от дедушки и бабушки в семейном альбоме моих родителей фотографии не только их первого свидания, но даже свадебной нет. Ибо у них брак заключался по новому, советскому обряду, то есть не на небесах, а в соответствующей конторе регистрации гражданских актов, где всех, кто оформлял брак, рождение ребенка, развод и получал справку о смерти близких, объединяла одна очередь.

Так что единственным светлым о той процедуре воспоминанием у них остался предварительный визит в кафе, где только мороженым и торговали.

Нам нет преград

А куда еще в начале 1930-х годов мог живущий от стипендии до стипендии паренек-рабфаковец пригласить свою девушку? Не в ресторан же, который таким, как он, был не по карману. Не в малодоступное им по этой же причине респектабельное кафе. И конечно, не в слишком уж по-мужски брутальные пивную или закусочную.

А вот скромная, благопристойная кафешка, основу меню которого составляло совершенно неразорительное для студенческого кармана мороженое, очень выручала. Туда пригласить приглянувшуюся девушку было совсем незазорно. Причем в любое время года. Ибо Россия, кажется, единственная в мире страна, где лишь чуть подогретое пиво и ледяное мороженое употребляют даже в трескучий мороз.

Перекур с «Шатобрианом»

Но вернемся во второе десятилетие прошлого века. Общенациональный катаклизм 1917 года перевернул жизнь наших дедушек и бабушек с ног на голову. До этого термин «щадящее питание» носил в основном медицинский характер. Но в пору военного коммунизма обрел совершенно иной, откровенно иронический смысл. Совершенно определенную реакцию стало вызывать и ностальгическое упоминание о дореволюционном мороженом «Шатобриан» с вишней. В лучшем случае оно вызывало у окружающих нездоровый классовый смех.

Нет, кое-что — и даже с мелко нарезанными цукатами — вновь появилось в нэповских 1920-х годах. Самый лучший в те дни в Москве советский «Шатобриан» подавали, говорят, в кооперативном кафе «Взбитые сливки», возглавляемом гражданином частником М. Каменевым — по счастливому совпадению однофамильцем самого Льва Борисовича Каменева, в 1918–1926 годах возглавлявшего Моссовет.

Великая Октябрьская — она же всеобщая диетическая