Читаем Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни полностью

Несколько особняком в памяти зацепился один, последний для меня в «Будапеште» вечер. Тогда я и мой добрый знакомый — бывший фронтовик, с которым в начале 1980-х я сдружился на почве общих кинематографических дел, — организовали себе небольшой тайм-аут, пожелав отключиться от тогдашних утомительных взаимоотношений с Госкино. В «Будапеште» нам было хорошо. Чего стоило одно только знаменитое «мясо по-сегедски». Это фирменное блюдо состояло из трех здоровенных кусков мяса: свинины в жгучем красном перце; нежнейшей телятины и аппетитно поджаренной, с дымком баранины. «Прокладывали» все неспешным мужским разговором. И естественно, водкой. В воспоминаниях о послевоенной Москве я ненароком помянул послевоенную «Аврору» и легенду о лихих лейтенантах — «разгонщиках». «Ну конечно же легенда, — горячился я, ссылаясь на сказочные обстоятельства побега пятого. — С такой высоты, да на своих ногах уйти — это же утопия!» Собеседник не спорил. Он лишь молча пожал плечами. И перевел беседу в русло наших накрывшихся медным тазом совместных кинематографических планов.

Так незаметно мы просидели до момента, когда оркестр заиграл «Дорогие мои москвичи!». По многолетней традиции этой песней ресторан тогда завершал свою работу. С ее последним аккордом хрустальные люстры медленно меркли…

Конец «Эры милосердия»

Главный сюрприз поджидал меня на улице, когда мы ловили такси. Потому что мой старший товарищ вдруг положил мне руку на плечо и решительно сказал: «Пошли!» Он увлек меня в соседний Столешников, к дому 9, на фасаде которого и сегодня висит барельеф его знаменитого жильца, уже неоднократно упоминавшегося в этой книге старого легендарного репортера «Дяди Гиляя». Через длинную подворотню мы прошли в тесноватый двор-колодец, где, указав на одно из окон третьего этажа, мой попутчик сказал: «Смотри! Я же тогда все точно рассчитал. Видишь, примерно на пол-пути вниз — козырек черного входа. Так я выгадал метров шесть. Опера из оцепления снял выстрелом еще с козырька. Второго опередил, уже приземлившись на кучу песка. Тут мне повезло — у него, видимо, перекосило патрон. А дальше…» И, протиснувшись через еле заметный щелястый проход между двумя стенками, он повел меня какими-то тогда еще сохранившимися проулками, подворотнями и подъездами-«сквозняками». Пока мы чуть ли не уперлись в чугунную оградку Страстного бульвара…

Разглашению не подлежит

Не знаю, куда много лет назад увез его ходивший тогда вдоль Бульварного кольца трамвай. А также — где и как он начал свою жизнь заново. Я видел лишь финал его долгого возвращения. И, связанный данным ему словом никогда в связи с этой историей не называть ни имен, ни фамилий, держал ее в себе. То, что все в ней чистая правда и что я был совсем не единственным посвященным в ее тайну, выяснилось уже после кончины моего доверителя, когда в руки вдруг попалась книжка «Москва уголовная». Ее автор, журналист Эдуард Хруцкий долгие годы писал о Московском уголовном розыске, был там своим человеком и, оказывается, первым через много лет из того же источника, что и я, узнал о дальнейшей судьбе единственного уцелевшего героя той начинавшейся в стенах послевоенной «Авроры» драмы. И дал слово никогда его не раскрывать…

Не сделаю этого и я.

Nostalgie. Секрет успеха

Да и какое это имеет значение теперь, когда многое перекрасилось, переменилось, а то и навсегда ушло. От прежнего «Будапешта» остался только подновленный фасад. В начале нынешнего века в его преображенных евроремонтом интерьерах по-хозяйски расположился закрытый клуб «Фантом». Для кого он был открыт, лучше всего говорили марки лимузинов на парковке у входа. Именно там я впервые в Москве увидел отливающий благородным серебром «майбах». Такой тогда стоил не менее миллиона евро…

А по мне не менее ценен рецепт хорошего ресторана, коим, мне кажется, как раз был старый «Будапешт». Это хорошая кухня, хорошие продукты и… большая любовь. Мысль эту я вычитал у Игоря Бухарова. В начале 1980-х он начинал в «Будапеште» учеником. Ближе к их концу стал в нем поваром. А в нашем веке стал успешным ресторатором, президентом Федерации рестораторов и отельеров, автором, по-моему, захватывающей книги «Nostalgie. Секрет успеха».

Так что он знает, о чем говорит и пишет.

И потому под занавес еще одна из его цитат: «Ресторан — театр, ресторатор — режиссер. Каждый день — спектакль, поиск неуловимого контакта актера и зрителя, когда на глазах у всего зала проступает слеза и раздается гром аплодисментов».

«Савой». Салат горкой и медведь с маникюром

Эту изящную, тонкого фарфора тарелку с вензельной надписью «Украдено из ресторана «Савой» я увидел у одного своего знакомого — страстного собирателя всего винтажного. Он-то и рассказал, что в конце 1940-х годов дирекция ресторана пошла на такой шаг от отчаяния: очень уж расплодились тогда посетители, так и норовившие прихватить с собой в качестве сувенира фирменные ресторанные ложки, вилки и даже тарелки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семь светочей архитектуры. Камни Венеции. Лекции об искусстве. Прогулки по Флоренции
Семь светочей архитектуры. Камни Венеции. Лекции об искусстве. Прогулки по Флоренции

Джон Рёскин (1819-1900) – знаменитый английский историк и теоретик искусства, оригинальный и подчас парадоксальный мыслитель, рассуждения которого порой завораживают точностью прозрений. Искусствознание в его интерпретации меньше всего напоминает академический курс, но именно он был первым профессором изящных искусств Оксфордского университета, своими «исполненными пламенной страсти и чудесной музыки» речами заставляя «глухих… услышать и слепых – прозреть», если верить свидетельству его студента Оскара Уайльда. В настоящий сборник вошли основополагающий трактат «Семь светочей архитектуры» (1849), монументальный трактат «Камни Венеции» (1851— 1853, в основу перевода на русский язык легла авторская сокращенная редакция), «Лекции об искусстве» (1870), а также своеобразный путеводитель по цветущей столице Возрождения «Прогулки по Флоренции» (1875). В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джон Рескин

Культурология