Легенды Невского проспекта

За пять минут до отхода, командир голос сорвал, вопя по телефонам, является старпом -- доклад: задача выполнена. Командир: гигант! как? Помполит: ну то-то же. Старпом: так и так, сводная бригада маляров береговой базы на стенке построена. Пока мы на ходу все доделаем, они все и покрасят, в лучшем виде. Приказ -- принимать на борт?

Командир хлопает старпома по плечу, жмет руку помполиту, утирает лоб рукавом, смотрит на часы и закуривает:

-- Машине -- готовность к оборотам. Приготовиться к отдаче швартовых. Рабочих -- на борт.

Старпом говорит:

-- Может быть, взглянете?

-- Чего глядеть-то.

А снаружи раздается какой-то странный шум.

Командир смотрит в лицо старпому и выходит на крыло мостика.

Вся команда, побросав, дела, сбилась вдоль борта. Свистит, прыгает и машет руками.

А на стенке колеблется строй малярш. И делает матросикам глазки.

Папироса из командирского рта падает на палубу, плавно кувыркаясь и рассыпая искры, а сам он покачивается и хватается за поручни:

-- Эт-то что...

Старпом каменеет лицом и гаркает боцману:

-- Это что?!

Боцман рыкает строю:

-- Смир-рна! -- и, бросив руку к виску, рапортует: -- Сводная бригада маляров в составе двухсот человек к ремонту-походу готова!

Малярши смыкают бедра, выпячивают груди, округляют глазки и подтверждают русалочьим хором:

-- Ой готова!..

Матросики по борту мечут пену в экстазе и жестами всячески дают понять, что они приветствуют малярную готовность и, со своей стороны, также безмерно готовы.

Командир говорит:

-- Ну!..-- и закуривает папиросу не тем концом.-- Ну!..-- говорит.- Да!..

Помполит говорит:

-- Морально-политическое состояние экипажа! -- А у самого зрачки по блюдцу, и плещется в тех блюдцах то, о чем вслух не говорят.

А старпом почему-то изгибается буквой зю, и распрямляться не хочет. И краснеет.

А рация в рубке верещит: "Доложить готовность к отходу!"

-- Готовность что надо,-- мрачно говорит командир, сжевывая папиросный табак.

А боцман снизу -- старорежимным оборотом:

-- Прикажете грузить?

Командир машет рукой, как Пугачев виселице, и -- обреченно:

-- Принять на борт. Построить на полубаке к инструктажу.

И малярши радостной толпой валят по трапу, а морячки беснуются и в воздух чепчики бросают, и загнать их по местам нет никакой возможности.

-- Команде по местам стоять!!! -- вопит командир.-- Отдать носовой!!!

Потому что никакого времени что бы то ни было изменить уже не остается. В качестве алтернативы -- исключительно трибунал; а перед такой альтернативой человеку свойственно нервничать.

И раздолбанный крейсер тихо-тихо отваливает от стенки, а малярши выстраиваются на полубаке в четыре шеренги, теснясь выпуклостями, и сосмешочками "По порядку номеров -- рас-считайсь!" рассчитываются, причем счет никак не сходится, и с четвертого раза их оказывается сто семьдесят две, хотя в первый раз получилось сто девяносто три.

Боцман таращится преданно и предъявляет в доказательство список личного состава на двести персон. Персоны резвятся, и становится их на глазах все меньше, и это удивительное явление не поддается никакому научному истолкованию.

Болельщики счастливо -- боцману:

-- Да кто ж по головам-то! Весом нетто надо было принимать -- без упаковки!

Командир вышагивает -- инструктирует кратко:

-- Крейсер первого ранга! Дисциплина! Правительственный приказ! -Замедляет шаг: -- Как звать? Не ты, вот ты! Назначаешься старшей! Вестовой -- препроводить в салон. Боцман! -- разбить по командам, назначить ответственных, раздать краску и инструмент, поставить задачи! Через полчаса доложить исполнение -- проверю лич-но! Приступать.

И поднимается на мостик.

И под приветственный свист со всех кораблей они медленно ползут к выходу из гавани.

Командир переминается, смотрит на створы, на карту, на часы, и старпому говорит:

-- Ну что же,-- говорит,-- Петр Николаевич. Вы капитан второго ранга, опыт большой, пора уже и самостоятельно на корабль аттестовываться. Так что давайте, командуйте выход в море. На румбе там восемьдесят шесть, да вы и сами все знаете, ходили. А я пока спущусь вниз: посмотрю лично, что там у нас делается. А то, сами понимаете...

И, манкируя таким образом святой и неотъемлемой обязанностью командиру на входе и выхода из порта присутствовать на мостике лично, он спускается в низы. И больше командира никто нигде не видит.

А старпом смотрит мечтательно в морское пространство, принимает опять позу буквой зю, шепчет что-то беззвучно и звонит второму штурману:

-- Поднимитесь-ка,-- говорит,-- на мостик.