Легенды ночных стражей 5: Обман.

Когда мать закончила сказку, ее дочки уже крепко спали. Вздохнув, Пелли отошла в угол дупла и взяла книгу, которую недавно начала читать. Это были легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Пелли очень нравилась эта книга, но сейчас мысли ее блуждали где-то далеко, и она никак не могла сосредоточиться. Она тревожилась за Корина. С тех пор как стая покинула остров, король больше не появлялся в общей столовой, ел в одиночестве в своем дупле, и Пелли не раз видела, как он сидит на голой ветке дерева, с тоской вглядываясь в ночь, словно ища ответа. Он худел на глазах и казался погруженным в черную меланхолию. Да-да, именно так! Это слово Пелли встречала в книгах Других и знала, что такое состояние намного опаснее обычного совиного уныния. Жизнь больше не радовала Корина. Но как он может предаваться черной тоске здесь, на этом чудесном дереве, на островке благодатной, Глауксом данной земли посреди великого моря Хуулмере? Пелли подошла к отверстию дупла и выглянула наружу. Переливавшиеся на солнце медные побеги молочника окрашивали дневной свет волшебным золотистым сиянием, а в просветах между ветвями виднелось море Хуулмере, сверкавшее, подобно алмазу. Опустив глаза на книгу сказок, оставленную открытой на полу, Пелли задержала взгляд на изумительной картинке, изображавшей страховолка, стоявшего в озере лунного света. Это было искусство, а никакое не излишество.

Неужели Корин во всем этом прекрасном мире видит лишь печаль и пустоту?

В то самое время, когда Пелли размышляла над причиной меланхолии Корина, молодой король сидел в одиночестве в своем дупле, не сводя остановившегося взгляда с места, где когда-то лежал уголь Хуула, заключенный в ажурный ларец в форме слезы. С некоторого времени держать уголь в дупле стало слишком опасно. Стоило Корину очутиться в поле его воздействия, как в голову ему начинали лезть самые странные мысли. Его страшила собственная беззащитность перед силой угля, которая все чаще казалась ему несоразмерной его собственным силам. Со временем стая и близкие Корину совы заметили его страх перед углем, поэтому Отулисса предложила перенести загадочное сокровище в кузницу Бубо и спрятать в обычной угольной куче. Там, в окружении других углей и на расстоянии от дерева волшебный уголь больше не мог оказывать такое сильное воздействие на сов. Местонахождение угля хранилось в глубочайшей тайне, которую знали только Корин, Отулисса, стая и Бубо.

Однако последнее время Стрига постоянно приставал к Корину с расспросами насчет угля. Он не спрашивал прямо, где хранится уголь, однако всякий раз огорчался, когда Корин отказывался открыть ему свои секреты.

— Я чувствую, — прошелестел Стрига этим утром, заглянув навестить Корина, — что ты не вполне откровенен со мной. — Корин промолчал, поэтому Стрига решил перейти в наступление. — Ах, Корин! — грустно вздохнул он. — Ты же знаешь, что между нами не может быть никаких секретов!

— Я знаю, — глухо ответил Корин, по-прежнему избегая смотреть в бледные глаза Стриги, горевшие едва заметным желтым огнем. — Меня это очень огорчает, — добавил Корин, но Стрига ничего не ответил. От этого молчания, казавшегося бесконечным, Корин почувствовал себя еще хуже.

Наконец Стрига открыл клюв и сухо сообщил:

— Сегодня вечером я отправляюсь в путешествие, дабы предаться созерцанию.

— Ты хочешь очиститься? — спросил Корин.

— Да, я собираюсь это сделать. Возможно, после того, как я вырву с кровью свои собственные перья, я смогу понять причину той пропасти, что пролегла между нами.

Корину показалось, что желудок его сейчас разорвется от боли, и он не смог удержаться от стона.

— Нет! — прошептал он.

— Ах, Корин, — ласково проговорил Стрига. — Это даст нам обоим время для размышлений. Мне кажется, я разочаровал тебя чем-то. Возможно, вдали от Великого Древа с его суетными соблазнами мне удастся понять свою ошибку.

— Ты ни в чем не виноват! — в отчаянии вскричал Корин.

Но Стрига был непреклонен. С первыми сумерками он отправился в путь, а Корин с каждым часом стал все глубже погружаться в тоску, казавшуюся бездонной. Но хуже всего было то, что его печаль, похоже, оказалась заразной. Иначе почему в разгар поры медного дождя, когда ночи ясны, звезды ярко сияют в черноте небес, а дни купаются в солнечном свете, глубокое уныние тонкой дымкой окутало дерево? Мертвая тишина царила на острове все дни Праздника урожая. Каким-то загадочным образом струны травяной арфы оказались порваны, и ее никак не могли починить. С тех пор на дереве не было ни пения, ни музыки. Казалось, жизненная энергия медленно вытекает из дерева, словно кровь из открытой раны.

Глава XIII Мир сошел с ума!