Легенды о Дневе. Право на счастье. Часть 2

– Если тебе, щенку, так нужно сраное счастье, то, пожалуйста, забирай его! Хватай своими грязными руками и проваливай на все четыре стороны, но только после того, как отдашь долг стране, службе и непосредственно мне.

– Да, Роман, я хочу быть человеком, а не твоей игрушкой! – Скелдриг закричал так, что его было слышно даже в коридоре. – Я сделаю то, что требуется, уйдёт на это год или два, мне плевать, но потом я уйду! И ты забудешь, как меня звали, ты найдёшь себе нового ученика. Ты хочешь развалить Верландию, хорошо, мы сделаем это вместе, но потом я уеду навсегда. Я лучше буду копать землю и выращивать капусту, как все люди, а не строить из себя неведомо что, играя эту роль.

– Смотрю эта колдунья плотно ухватила тебя сегодня за жабры. Ты червяк, Скелдриг, ты так и не понял за эти годы свою роль. Ты всего лишь пешка, я могу убрать тебя с доски прямо сейчас, и картина не изменится. Я даю тебе последний шанс – Роман прищурился, глядя в глаза инквизитора. – Или ты соберёшься и сделаешь то, что от тебя требуют, или я использую тебя, как уличную девку, и раздавлю. Тогда ты и почувствуешь вкус своей свободы.

Скелдриг молчал, он больше не мог терпеть то, что его жизнью играют, как хотят.

– Молчи дальше и впредь, перед тем, как что-то сказать, подумай, иногда стоит засунуть свой язык в задницу, мой милый друг. А сейчас мы возвращаемся к Альвуру. Его ответ мне интересней, чем твоё нытье.

***

Солнце возвысилось над горами. Скелдриг повернулся к Илине и, глядя в её уставшие от бессонной ночи, глаза сказал:

– Пора – он протянул свои руки к Илине и прижал её к себе.

Обнимая свою единственную любовь, фарфоровую ведьмочку, которая всё это время жгла его нутро, не давая покоя и сводя с ума, он поцеловал её.

Девушка прильнула ещё сильнее, не взирая на боль, которая снова возвращалась к ней. Она нежно гладила инквизитора по голове и впивалась в его губы. Казалось, она забыла, что именно этот человек принёс ей столько страданий, Илина не хотела отталкивать его, не понимая саму себя, она затягивала момент, пока мысль «Это всё же не Брайтон» не промелькнула в её голове. Тогда она резко поднялась, взяла в руки нож, который лежал рядом и сказала:

– Скелдриг, прощай навсегда, мой бедный обвинитель, обычная жертва судьбы, такая же, как и я. Ты не Зверь из Штенда, нет, сегодня ты был Скелдригом Гаем, одиноким воплощением непонимания и отрешённости от мира. Этот поцелуй был твоим.

– Прощай, моя любовь – чуть слышно выдавил из себя инквизитор.

Нож молниеносно блеснул в лучах солнца. Кровь хлынула брызгами во все стороны, оставаясь незаметными липкими пятнами на чёрном саване Харуда. Горло инквизитора расползлось, а голова запрокинулась назад. Он в ужасе хватался за шею, рефлекторно пытаясь унять кровотечение, хрипел, алый источник сил хлестал, заливаясь в глотку инквизитора. Он задыхался, во рту у него взбилась кровавая пена вперемешку со слюной, которая скользила по щекам и заливалась в нос. Илина спокойно наблюдала, за тем, как Скелдриг бьется в агонии, навсегда лишаясь солнечного света.

Колдунья чувствовала свободу от того страха, который окутывал её. Слёзы потекли по её лицу, она верила, что Брайтона ещё можно вернуть, но пережив всё, что было, она хотела остаться здесь, рядом со Скелдригом. В одночасье, монстр который истязал её, палач, обвинитель, Зверь из Штенда стал одним из призраков, который казался таким тёплым и родным. Она не хотела отпускать его, он был тем, кто просто не нашёл понимания в мире. Она плакала, сидя около тела, которое принадлежало Брайтону. Плакала, жалея то ли себя, то ли проклятого инквизитора. Она вспоминала прошлую ночь, когда он втоптал её в грязь и понимала, что это то, к чему она сама шла. Скелдриг такой же, как и она, он всегда добивался своего. У него было право на счастье, которое волей судьбы переплелось с ней.

Девушка рыдала, не останавливаясь. Она крепко прижималась к бездыханному телу, понимая, что плачет не по Брайтону, а по зверю, которого только что лишила жизни. Зверю, которого служба инквизиции, Роман Дорц и она загнали в клетку, откуда можно было выйти, только перегрызая глотки своим хозяевам. Жалость, гнев, отвращение, всё смешивалось в ней в непонятных чувствах. Колдунья била тело кулаками с криками, что ненавидит, а после целовала окровавленные губы и просила прощения за то, что встретилась на его жизненном пути, превратив благородного мученика в обезумевшего ублюдка, который погубил себя и свою жизнь в попытках лизнуть руку, до которой было не дотянуться. Словно дворовый пёс, он получил вместо еды камнем по рёбрам, и был оставлен погибать.