Легенды о Дневе. Право на счастье. Часть 2

Время остановилось. Всё вокруг кружилось и терялось, как только девушка открывала глаза. Её дыхание сбивалось, она кашляла, давясь слюной, слезами и кровью. Совсем обессилев, Илина упала рядом и закрыла глаза. Она просто провалилась в небытие, где даже не понимала спит или умирает. Пришла в себя она уже около полудня. Колдунья не хотела даже вдаваться в подробности, сколько она пролежала в обнимку с покойным телом Брайтона, оплакивая инквизитора Скелдрига. Как только девушка смогла открыть глаза, она взяла нож и пошла в сторону храма. Колдунья шла медленно, сковываемая болью и слезами. Илина обнимала себя за плечи, пытаясь унять дрожь, которая ознобом накатывалась на тело. Её горло буквально горело от кашля.

Девушка брела по дороге в храм, крепко сжимая нож в руке. Она не знала, зачем ей туда идти снова. Продолжить начатое, чтобы добиться положительного результата, или погибнуть, найдя своё пристанище, будучи растерзанной послушниками, или же стать одной из них. Сознание мутнело, и колдунья не могла даже ухватиться хотя бы за одну мысль из своей раскалывающейся головы. Только её ноги ступали по твёрдым маленьким камням туда, где она должна была завершить свой путь.

Без времени и осознания, в её голове всплыли слова Левардье, которые он однажды произнёс вечером дома:

– Мы не выбираем, кем нам быть, мы только вольны принять тот факт, что рождены волками. Раз мы волки, то нам остается выбрать свой путь, по которому мы обязаны дойти до самого конца, иначе братья будут считать волка без цели слабым, презирать его и в конце концов сами отвернуться от своего же собрата. Быть волком, значит быть воином, который волен выть только тогда, когда его путь оказался неверным. Родившись волком, ты не обязательно им умрёшь. Есть те, кто умирал цепными псами, но и они шли своей дорогой.

Илина чувствовала себя волком, который шёл своей дорогой, без права ещё на одну ошибку, без права жаловаться или сожалеть, шёл вперед без претензий и надежды на счастье.

***

Темнота окутывала всё вокруг, только маленький кусочек света бился изо всех сил, чтобы не погаснуть, а в центре стоял огромный орган. Все мёртвые рядами тянулись в такт безутешной и яростной музыке. Сотни убитых, сотни убийц, сотни палачей и тысячи висельников. Все они тянулись, словно муравьи, со всех сторон темноты. Крепкая мужская спина виднелась перед органом, его руки умело и виртуозно двигались, с неудержимой злостью нажимая на клавиши. За органом сидел Брайтон, его лицо было искажено, он играл самую старую и яростную мелодию, которую когда-либо знал. «Эпитафия пирата» в исполнении мёртвого пирата звучала жестоко и неудержимо, некая ирония прослеживалась во всём этом, своей игрой Брайтон изливал всю боль, которая скопилась в его сердце.

Все заточенные здесь понимали, что единственный способ покинуть вечную темноту только что ускользнул от него. И пусть в этом месте никто никогда не чувствует ни боли, ни страха, ничего, что присуще живым, все понимали насколько сильно пирата разрывает изнутри злость, отчаяние и обида. Его искажённое болью и злобой лицо, пустые глаза, в которых у живых в такие моменты блестят слёзы. Всё это дополняла яростная и в то же время полная отчаяния музыка, которую Брайтон со всеми эмоциями выплескивал, ударяя пальцами по клавишам органа.

Некий акт прощания, вот на что было это похоже. Пират навсегда прощался со своей любимой, которая увела не того, прощался с самим собой, понимая, что Пиранья Брутц больше никогда не сможет бороздить океаны и моря, рассекая водную гладь. Всё, что так любилось ему, больше никогда не приобретёт прежний смысл, оставив только горестный отпечаток в памяти, который со временем исчезнет навсегда. Завеса поглотит его, как это сделала с остальными, стерев их образы и личности, превратив в тех, чей удел просто быть, а вместе с тем завеса заберёт и последние воспоминания об Илине. Она исчезнет из памяти, и пират больше никогда не сможет даже представить её лица.

Прощание – один из самых тяжёлых моментов. Именно в эти доли секунд, каждый отдает право на счастье во власть судьбы, которая перепишет или вовсе зачеркнёт мгновение. Безропотное прощай, своеобразное согласие на то, что больше ты не являешься хозяином своего я, разрешая жизни вновь и вновь заворачивать тебя в круговорот. Когда оба говорят прощай, они мысленно готовы принять это, в надежде, что увидятся вновь. Когда же только один произносит это слово, он берёт всю тяжесть за обоих только на себя, решая, будет ли место новой встрече.

Последний вой