Легенды о героях и злодеях

Осознание того, что наступила ночь, пришло к Амелинде внезапно, ее словно обухом по голове ударили. Она не помнила, как вернулась в свое временное прибежище, как вновь уснула. Девушка не помнила ничего. Видать, надышалась болотиной и прочим смрадным духом, исходящим от погоста. А что если она и не просыпалась вовсе? Вдруг и утренний разговор ей привиделся? Но что это?!

Амелинда прислушалась и, о, радость, различила среди стрекота невидимых ночных тварей далекие звуки скрипки. Кто-то осторожно водил смычком по струнам, словно маня ее. Поискав взглядом свои сапожки, но так их не обнаружив, девушка схватила мандолину и помчалась через долину, освещенную звездами. Лунный диск, как назло, спрятался за облако и не спешил выглядывать. Срезанные косарями стебельки травы врезались в ступни, но девушка не чувствовала боли. Все ее сознание было занято предстоящей встречей, и ничем другим. Амелинда вспомнила слова таинственного незнакомца и остановилась у заросшего камышом берега маленького пруда, что отделял ее от погоста.

– Я пришла, – крикнула девушка в никуда и удивилась, что ничуть даже не запыхалась, хотя неслась по долине, как ураган.

Раздался шелест листвы, и из темноты показался чей-то силуэт. Амелинда присмотрелась: это был высокий мужчина, с копной черных, как смоль, вьющихся волос, в длинном плаще. В одной руке он держал смычок, а в другой скрипку, которая пела так тоскливо и заунывно, что девушке захотелось заплакать. Но вот незнакомец прервал музыку, опустив руки, и посмотрел в сторону ночной гостьи.

– Я думал, что… Что ты не придешь, – вздохнул мужчина.

– Кто ты? – шепотом спросила девушка, надеясь услышать ответ из уст неизвестного.

– Ты желаешь знать, кто я? Что ж, изволь…

Амелинда замерла, боясь пошевелиться. Незнакомец, не спешивший представляться, двигался прямо к ней, причем не по берегу, а по воде. Но самое странное, что он даже не касался ее, а словно парил над гладью, как птица. А когда порыв ветра сорвал облако-вуаль с лица луны, девушка поняла, с кем имеет дело. На расстоянии вытянутой руки перед огненно-рыжей красавицей покачивался… призрак. Амелинда попыталась дотронуться до него, чтобы увериться в правильности своей догадки, и ее ладонь прошла сквозь прозрачную плоть мужчины.

– Ты… – прошептала девушка. – Ты…

– Да, – горько усмехнулся он. – Я – призрак, застрявший в этом мире, и теперь я вынужден каждую ночь являться сюда и играть на скрипке одну и ту же мелодию.

– Но почему?! – воскликнула Амелинда. – Почему твоя душа не обрела покой?

Тот пожал плечами, указал новой знакомой на валун, торчащий из зарослей, и сел рядом с ней.

– Видимо, при жизни я не успел сделать всего, что было мне предначертано судьбой. А может это мое наказание. Не знаю.

Амелинда вздохнула и прислонила мандолину к холодному камню.

– Расскажи мне про себя.

Мутный взгляд призрака задержался на зеленых глазах девушки, которые словно поглотили это существо, слившись с ним в единое целое. Эфирное тело призрака будто соединилось с разумом Амелинды, которая яснее ясного увидела то, что хотел рассказать ей вечный скиталец…

Глава десятая 24

– Маэстро, – прозвучало из-за двери. – Скоро начинается представление.

Пьер Каас, сидевший в широком кожаном кресле, оторвался от своих дум и окинул взглядом гримерку.

– Я сейчас буду, – Он посмотрел в зеркало трюмо. – Да, мой друг… Время беспощадно.

Когда-то черные, как смоль волосы, сейчас стали абсолютно седыми. Но это нисколько не портило его красоту. Он, как и прежде, оставался высоким, с гордой осанкой. А то, что морщины испещрили лоб, так это не страшно. Они придают лицу мудрости. Пусть в свои тридцать он выглядит значительно старше, зато мало кто может похвастаться такими достижениями в таком-то возрасте. Именитые мужи обретают славу только к концу своих дней, сваленные в постель подагрой или какой другой хворью. Многие вообще не дожили до признания их гения, а он… И полжизни не прошло, а за право принять его дерутся лучшие театры Франции. И вот теперь его приняли земли Туманного Альбиона: сразу десять представлений!

– Позвольте? – спросил мужчина, что уже давно топтался рядом с креслом музыканта и изучал отражение, – Вам пора, а мы даже и не начали.

– Да, конечно, Джакомо, – Пьер тряхнул копной своих седых волос, откинулся на спинку и закрыл глаза.

Гример перехватил гриву гения тесьмой, и принялся наносить на лицо белила, скрывая морщины и придавая артисту мертвенную бледность. После чего наложил на губы гранатовый окрас, а в довершение начернил углем брови и нарисовал на щеке маленькое пятнышко в виде слезы. Джакомо посмотрел в зеркало на результат своих трудов и остался доволен.

– Готово, месье Каас, – он отошел в сторону, освобождая место, чтобы маэстро мог встать.

Тот открыл глаза.