Легенды о героях и злодеях

Призрак тяжело вздохнул. Скорее по привычке, нежели по необходимости. Ведь мертвым не нужен воздух. Им вообще ничего не нужно, кроме душевного покоя, а как раз этого у мятежного духа Пьера и не было. Сколько он его не пытался обрести. Амелинда, сидящая рядом с ним на валуне, молчала и слушала, как в предрассветной тишине квакают лягушки. Девушка смотрела перед собой, но ничего не видела. В ее глазах стояли слезы.

– Мне очень жаль, – промолвила она, и по ее щеке потекла-таки слезинка.

Призрак покачнулся под порывом ветра и с сожалением посмотрел на собеседницу.

– Я не достоин сочувствия. Все, что со мной произошло, более чем заслуженно. Чтобы потешить свое тщеславие, я опустился до самого страшного, что только есть. До убийства. Я отнимал жизни с такой легкостью, с какой отбирают у ребенка леденец. Такому хладнокровию, какое обрел я, мог бы позавидовать любой палач или мясник. Я резал людей, как скот. И, что самое страшное, мне начало это нравиться. Сначала я убивал только тех, кто плохо отзывался обо мне или моей музыке. Всегда есть завистники, но потом их не осталось, и я стал убивать без разбора. Одно движение – и Смерть получала то торговца, то заезжего путешественника, то портовую шлюху. Острый нож всегда находился в кармане, возле сердца, и стоило мне ощутить слабость, как он тут же пополнял мой запас жизненных сил. За десять лет, что отмерила мне Она, я отправил в ее чертоги сто двадцать душ. Если не считать души девиц, коим я разбил сердце, и которые наложили на себя руки от несбывшейся любви.

Сожалел ли я? Поначалу да, но потом я внушил себе, что если не стану отправлять души в чертоги Смерти, то костлявая, как и обещала, придет за мной. А я хотел славы, и это желание росло с каждым днем. Я не мог прожить без оваций и мгновения. Иногда, лежа вусмерть пьяным в объятиях очередной девы, а то и двух, я помышлял о том, чтобы умереть, но эти мысли быстро улетучивались, не успев накрепко засесть в моей дурной голове. Пьер О. Каас стал жаден до славы. Мне хотелось мирового признания, хотелось, чтобы мне поклонялись, как богу. Первые несколько лет я буквально с ума сходил. Но постепенно жажда сотворить что-то на самом деле стоящее взяла верх над похотью и желанием возвыситься надо всеми. Та соната, что была придумана мною в тот день, когда я заключил этот ужасный договор, уже не казалась мне такой идеальной. Чего-то в ней не хватало, и я стал одержим идеей завершить ее чем-то особенным. Мне уже не хватало тех слез, что лились на моих выступлениях, мне захотелось завершить сонату так, чтобы зритель оказался при смерти, услышав коду. Когда произошел очередной приступ, и я почувствовал дыхание Смерти на своих устах, в моей голове родилась та самая мелодия, которую мне, увы, не суждено было исполнить. Хозяйка мрачных чертогов пришла за мной в самый неподходящий момент, как это всегда и случается. Я не мог представить, что однажды умру. Вот я есть, а вот меня нет. Все потеряло смысл в один момент. И, когда открылись дверь в чертоги Смерти, я проявил слабость. Каждый думает, что на пороге своей жизни он шагнет в загробный мир, гордо подняв подбородок, улыбаясь и с гордостью вспоминая прошлое. Ничего подобного! Я струсил и не пожелал пойти со Жрицей, несмотря на Договор, что мы заключили.

Амелинда заправила за ухо прядь волос, и посмотрела на начинающее светлеть небо. Луна стала таять вместе со звездами, а это означало, что скоро утро.

– Именно поэтому мне и жаль вас. Если бы не смерть, то сейчас бы вы покачивались на каком-нибудь облаке и взирали с небес на эту грешную землю, оставаясь юным и веселым.

– Возможно, – выдохнул призрак. – Но вышло, как вышло: рано поседел, лицо покрылось морщинами, и некогда красивый юноша стал похож на старика. Вот такую цену я заплатил за Время и желание продлить себе жизнь. Но, в конце концов, я все равно умер.

Где-то с ветки сорвалась птица и, громко хлопая крыльями, унеслась прочь. Девушка соскользнула с камня, подошла к краю пруда и тронула ногой темную воду, по которой пошли круги.

– И коду в исполнении великого маэстро никто не услышал…

Пьер посмотрел на угасающие звезды.

– Не совсем так, – и Амелинда от удивления открыла рот.

– Но… Как?! – призрак многозначительно развел руками. – Я требую, чтобы вы мне рассказали!

Сеньор Каас закрыл глаза и вновь погрузился в воспоминания.

– Едва мое тело коснулось пола, зрители ахнули и вскочили со своих мест. Конферансье выбежал на сцену и замахал руками, призывая собравшихся успокоиться. За лекарем никто послать не догадался, да и какой смысл? Я был уже мертв. Джакомо, что все выступление стоял за кулисами, подбежал ко мне и понял, что случилось непоправимое. Но зрители-то об этом не знали. Юноша подозвал хозяина театра, и они вдвоем отнесли меня в гримерку. А уже через некоторое время Пьер О. Каас вновь появился на сцене и впервые заговорил.

«Соната, которая исполнялась, называлась „Смерть“, и я долго не знал, как должна выглядеть концовка. Я хотел сделать все по-театральному, и, судя по вашей реакции, мне это удалось».