Легенды о Христе

И, следя за ними взглядом, он опять почувствовал уверенность, что эта женщина несла на руках не сноп лилий, а настоящее живое дитя.

Он еще стоял и смотрел вслед путникам, когда услыхал вдруг громкий оклик: к нему торопливо приближался Вольтигий с отрядом.

– Задержи их, – кричали они, – запри перед ними ворота, не дай им уйти!

И, подойдя к воину, они рассказали ему, что напали на след исчезнувшего вчера ребенка. Они только что искали его в доме, но он снова исчез. Они видели, как родители унесли его. Отец – крепкий седобородый человек, с дубиной в руках, мать – высокого роста женщина, прятала ребенка в складках перекинутой через голову одежды.

В это время к воротам подъехал на прекрасном коне бедуин. Не говоря ни слова, воин бросился к бедуину, сбросил его с коня, сам вскочил в седло и помчался по дороге.

* * *

Прошло несколько дней, а воин все еще продолжал погоню по ужасной гористой пустыне, тянущейся вдоль южной части Иудеи. Он все еще продолжал преследовать трех вифлеемских беглецов и был вне себя от того, что этой бесплодной погоне не предвиделось и конца.

– Кажется, эти люди в самом деле способны провалиться сквозь землю, – ворчал он. – Сколько уже раз в эти дни я подъезжал к ним так близко, что готовился уже пронзить ребенка копьем – и все же они каждый раз скрывались от меня! Я начинаю думать, что мне никогда не удастся их поймать.

Он стал уже терять мужество, как человек, которому кажется, что борется с чем-то, что выше его сил. Он задумывался: быть может, сами боги защищают этих людей от него?

– Вся эта погоня – бесплодный труд. Лучше бы мне вернуться, не то я погибну от голода и жажды в этой мертвой пустыне, – говорил он все чаще и чаще.

Но тотчас его охватывал страх перед тем, что ожидает его по возвращении, если он вернется, не исполнив возложенного на него поручения. Ведь он и так уже два раза упустил ребенка.

Трудно предположить, чтобы Вольтигий или Ирод простили ему это.

«Пока Ирод знает, что хоть один из вифлеемских мальчиков жив, его по-прежнему будет мучить страх, – думал воин. – Вернее всего, что он попытается заглушить свой гнев и муки страха тем, что прикажет меня распять».

Был жаркий полдень, и легионер ужасно страдал, пробираясь верхом среди скалистой, лишенной деревьев местности, по тропинке, которая извивалась змеей в глубоком ущелье, куда не доносилось ни малейшего ветерка.

Лошадь и всадник готовы были упасть от изнеможения. Уже несколько часов, как легионер потерял всякий след и чувствовал еще сильнее, чем когда-либо, упадок духа.

«Я должен отказаться от погони, – думал он. – В самом деле, я думаю, не стоит труда их дальше преследовать. Они неизбежно должны так или иначе погибнуть в этой ужасной пустыне».

Вдруг он заметил в одной из скал, близ дороги, сводчатый вход в пещеру. Он тотчас направил коня к этому входу. «Надо мне немного отдохнуть. Может быть, тогда я с новыми силами примусь опять за погоню».

Когда он хотел войти в пещеру, его поразило необычайное явление. По обеим сторонам входа росли две прекрасные лилии. Они стояли высокие и стройные, неся множество цветов, распространявших одуряющий запах меда. Вокруг цветов летали тучи пчел. Среди мертвой пустыни это было такое необыкновенное зрелище, что и воин сделал необыкновенный для него самого поступок. Он сорвал большой белый цветок и взял его с собой в пещеру.

Пещера была не глубока и не темна, и воин тотчас увидел, что там уже отдыхают три путника. То были мужчина, женщина и ребенок, которые лежали на земле, погрузившись в глубокий сон. Никогда еще сердце воина не билось так, как при виде этих путников.

Это были как раз те беглецы, за которыми он уже так долго гнался. Он их тотчас узнал. И вот они лежали, спящие, беззащитные, всецело находясь в его власти. Быстро вынул он меч из ножен и наклонился над спящим ребенком. Осторожно направив меч в сердце ребенка, воин приготовился одним ударом покончить с мальчиком.

Уже готовясь заколоть его, он остановился на мгновение, чтобы разглядеть лицо ребенка. Теперь, когда он был уверен в победе, он захотел доставить себе жестокое наслаждение и посмотреть на свою жертву. Но когда он взглянул в лицо ребенку, радость его еще усилилась, так как он узнал в нем того крошечного мальчика, которого видал играющим с пчелами и лилиями на лугу, у городских ворот.

«Конечно, – подумал он, – я давно должен был бы об этом догадаться; потому-то я всегда и ненавидел этого ребенка. Это и есть обещанный пророчеством князь мира».

Он опустил меч, и у него промелькнула мысль: «Если я положу перед Иродом голову этого ребенка, он сделает меня начальником своих телохранителей». И, приближая острие меча все ближе и ближе к спящему ребенку, он радостно говорил:

– На этот раз наконец никто не станет между нами и не вырвет его из моей власти.

Но он все еще держал в руке лилию, сорванную им при входе в пещеру, и вдруг из чашечки ее вылетела спрятавшаяся там пчела и, жужжа, стала кружиться вокруг его головы.