Легенды о Христе

– Конечно, великое событие для Флоренции, что Раньеро вернулся со священным огнем из Иерусалима. До сих пор никогда еще ничего подобного не бывало. Возможно, что кто-нибудь скажет, что это невероятно. Поэтому я прошу сообщить всему народу, какие доказательства и каких свидетелей имеет Раньеро в подтверждение того, что это пламя есть действительно то самое, которое было зажжено в Иерусалиме.

Услыхав эти слова, Раньеро сказал:

– Господи, помоги мне! Откуда мне взять свидетелей. Я всю дорогу ехал один, только дебри и пустыни могут говорить за меня.

– Раньеро – честный рыцарь, и мы верим ему на слово, – сказал епископ.

– Раньеро и сам должен бы знать, что здесь возникнут сомнения, – продолжал Оддо. – Он, конечно, ехал не совсем один. Его слуги могут свидетельствовать за него.

Тут Франческа дель Уберти выделилась из толпы и поспешила к Раньеро.

– Каких еще нужно свидетелей?! – воскликнула она. – Все женщины Флоренции готовы поклясться, что Раньеро говорит правду.

Тут Раньеро улыбнулся, и его лицо на мгновение просияло. Но тотчас он снова обратил свой взор и свои мысли к пламени.

В церкви началось волнение. Часть народа говорила, что Раньеро не смеет зажигать на алтарях свечи раньше, чем не докажет своей правоты. К ним присоединились многие из его прежних врагов.

Тут встал Джакопо дель Уберти и заступился за Раньеро.

– Все присутствующие, я полагаю, знают, – сказал он, – что между мной и моим зятем дружба невелика, но теперь и я, и сыновья мои готовы поручиться за него. Мы верим, что он совершил этот подвиг, и знаем, что тот, кто был в силах выполнить такой обет, – человек мудрый, благородный, любящий ближних, и мы с радостью примем его в свою среду.

Но Оддо и многие другие не согласны были допустить, чтобы Раньеро вкусил счастье, которого он добивался. Они собрались густой толпой, и видно было, что они не отступят от своего решения.

Раньеро понял, что, если дело дойдет до борьбы, эти люди раньше всего бросятся на пламя. Не отрывая взоров от противников, он поднял пламя так высоко, как только мог.

На лице его видны были смертельная усталость и отчаяние. Видно было, что как ни готов был Раньеро на всякую борьбу, но что он не ожидал ничего, кроме поражения. Что за радость, если ему даже не дано будет зажечь свечи! Слова Оддо были для него смертельным приговором. Сомнение, если оно уже теперь явилось, будет, конечно, распространяться и расти. Ему уже чудилось, что Оддо навеки погасил его пламя.

Маленькая птичка впорхнула в широко открытые двери храма. Она летела прямо на свечу Раньеро. Тот не успел ее отклонить, птичка задела ее крылом и погасила.

Руки Раньеро опустились, слезы полились из глаз. Но в первое мгновение он почувствовал облегчение. Это все же лучше, чем если бы люди погасили его пламя.

Маленькая пташка продолжала летать по церкви, беспорядочно кидаясь то туда, то сюда, как это обыкновенно бывает с птицами, когда они попадут в закрытое помещение.

Вдруг по всей церкви пронесся громкий клич: «Птица горит, священное пламя зажгло ее крылья!»

Пташка испуганно пищала. Еще несколько мгновений носилась она под сводами храма, как блуждающий огонек. Затем она быстро опустилась и упала мертвой пред алтарем Мадонны.

И в ту минуту, как птица упала пред алтарем, Раньеро встал. Он расчистил себе дорогу в церкви, – ничто не могло его удержать. И от пламени, которое пожирало крылышки птички, он зажег свечи пред алтарем Мадонны.

Тогда епископ поднял свой жезл и воскликнул:

– Господу это угодно, Он явился свидетелем Раньеро!

И весь народ в церкви, его друзья и противники, перестали сомневаться и поражаться. Подавленные чудом Господним, все воскликнули:

– Господу угодно это, Он явился свидетелем Раньеро!

* * *

О Раньеро остается еще добавить, что до конца дней своих он был счастлив, мудр, заботлив и милосерд. Но жители Флоренции называли его Паццо ди Раньеро в память того, что его приняли за безумного. И это прозвище стало почетным титулом для него. Он положил начало благородному роду, принявшему прозвище Пацци, которое он носит и доныне.

Надо еще добавить, что во Флоренции вошло в обычай каждый год в Страстную субботу устраивать празднество в честь прибытия Раньеро со священным огнем, причем пускают летать через храм искусственную птицу с огнем. Вероятно, и в нынешнем году этот праздник будет чествоваться, если не отменили обычай.

Но правда ли, – как многие думают, – что носители священного огня, жившие во Флоренции и сделавшие этот город одним из прекраснейших на земле, считали своим прообразом Раньеро, учась у него жертвовать, страдать и терпеливо ждать, – это пусть останется здесь недосказанным.

Ибо все то, что было создано благодаря огню, в отдаленные времена принесенному из Иерусалима, нельзя ни измерить, ни исчислить.