Легенды о любви и дружбе

Вещий родопский певец перед слухом всевышних супругу Долго оплакивал. Он обратиться пытался и к теням,

К Стиксу дерзнул он сойти за врата Тенарийские. Сонмы Легких племен миновав, замогильные призраки мертвых, Он к Персефоне проник и к тому, кто безрадостным царством Теней владеет; и так, для запева ударив по струнам, Молвил: «О вы, божества, чья вовек под землею обитель, Здесь, где окажемся все, сотворенные смертными! Если

Можно, отбросив речей извороты лукавых, сказать вам Правду дозвольте. Сюда я сошел не с тем, чтобы мрачный Тартар увидеть, не с тем, чтоб чудовищу, внуку Медузы, Шею тройную связать, с головами, где вьются гадюки.

Ради супруги пришел. В стопу укусивши, в жилы Яд ей змея разлила и похитила юные годы.

Горе хотел я стерпеть. Я пробовал, но побежден был Богом Любви: хорошо он в пределах известен надземных,— Так же ль и здесь, не скажу; уповаю, однако, что так же. Если не лжива молва о былом похищенье,— вас тоже Соединила Любовь! Сей ужаса полной юдолью,

Хаоса бездной молю и безмолвием пустынного царства: Вновь Евридике моей расплетите короткую участь!

Все мы у вас должники; помедлив недолгое время,

Раньше ли, позже ли, все в приют поспешаем единый.

Все мы стремимся сюда, здесь дом наш последний; вы двое Рода людского отсель управляете царством обширным.

Так и она: лишь ее положенные годы созреют,

Будет под властью у вас: ее лишь на время прошу я.

Если же милость судеб в жене мне откажет, возврата Не захочу и себе: порадуйтесь смерти обоих».

Внемля, как он говорит, как струны в согласии движет, Души бескровные — слез проливали потоки...

Стали тогда Евменид, побежденных музыкой, щеки Влажны впервые от слез,— говорят. Ни царица-супруга, Ни властелин преисподней мольбы не исполнить не могут. Вот Евридику зовут; меж недавних теней пребывала И выступала еще от раненья замедленным шагом.

Вместе родопский герой и ее получил и условье:

Не обращать своих взоров назад, доколе не выйдет Он из Авернских долин, иль отымется дар обретенный.

Вот уж в молчанье немом по наклонной взбираются оба Темной тропинке, крутой, беспросветною мглою сокрытой. И уже были они от границы земной недалеко,—

Но, убоясь, чтоб она не отстала, и, жадный увидеть,

Взор обратил он, любя: и тотчас супруга исчезла.

Руки простер он вперед, объятья взаимного ищет,—

Нет ничего, лишь одно дуновенье хватает несчастный. Смерть вторично приняв, не пеняла она на супруга.

Да и на что ей пенять? Иль разве на то, что любима?

Голос последним «прости» зазвучал, но почти не достиг он Слуха его; и она воротилась в жилище умерших.

Смертью двойною жены Орфей столбенеет,— как древле Тот, устрашившийся пса с головами тремя, из которых

Средняя с цепью была, кто не раньше со страхом расстался, Нежель с природой своей,— обратилася плоть его в камень!.. Он умолял и вотще переплыть порывался обратно,— Лодочник не разрешил; однако семь дней неотступно, Грязью покрыт, он на бреге сидел, без Церерина дара. Горем, страданьем души и слезами несчастный питался.

Валерий Брюсов ОРФЕЙ И ЭВРИДИКА

Орфей

Слышу, слышу шаг твой нежный, Шаг твой слышу за собой.

Мы идем тропой мятежной,

К жизни мертвенной тропой.

Эвридика

Ты — ведешь, мне — быть покорной, Я должна идти, должна...

Но на взорах — облак черный, Черной смерти пелена.

Орфей

Выше! выше! все ступени,

К звукам, к свету, к солнцу вновь! Там со взоров стают тени,

Там, где ждет моя любовь!

Эвридика

Я не смею, я не смею,

Мой супруг, мой друг, мой брат!

Я лишь легкой тенью вею,

Ты лишь тень ведешь назад.

Орфей

Верь мне! верь мне! у порога Встретишь ты, как я, весну!

Я, заклявший лирой — бога,

Песней жизнь в тебя вдохну!

Эвридика

Ах, что значат все напевы Знавшим тайну тишины!

Что весна,— кто видел севы Асфоделевой страны!

Орфей

Вспомни, вспомни! луг зеленый, Радость песен, радость пляск! Вспомни, в ночи — потаенный Сладко-жгучий ужас ласк!

Эвридика

Сердце — мертво, грудь — недвижна. Что вручу объятью я?

Помню сны,— но непостижна,

Друг мой бедный, речь твоя.

Орфей

Ты не помнишь! ты забыла!

Ах, я помню каждый миг!

Нет, не сможет и могила Затемнить во мне твой лик!

Эвридика

Помню счастье, друг мой бедный,

И любовь, как тихий сон...

Но во тьме, во тьме бесследной Бледный лик твой затемнен...

Орфей

— Так смотри! — И смотрит дико, Вспять, во мрак пустой, Орфей.

— Эвридика! Эвридика! —

Стонут отзвуки теней.

ТЕЗЕЙ АРИАДНЕ

«Ты спишь, от долгих ласк усталая, Предавшись дрожи корабля,

А все растет полоска малая,—

Тебе сужденная земля!

Когда сошел я в сень холодную,

Во тьму излучистых дорог,

Твоею нитью путеводною Я кознь Дедала превозмог.

В борьбе меня твой лик божественный Властней манил, чем дальний лавр... Разил я силой сверхъестественной,—

И пал упрямый Минотавр!

И сердце в первый раз изведало,

Что есть блаженство на земле,

Когда свое биенье предало Тебе — на темном корабле!

Но всем судило Неизбежное,

Как высший долг,— быть палачом. Друзья! сложите тело нежное На этом мху береговом.

Довольно страсть путями правила,

Я в дар богам несу ее!

Нам, как маяк, давно поставила Афина строгая — копье!»

И над водною могилой В отчий край, где ждет Эгей, Веют черные ветрила —

Крылья вестника скорбей.

А над спящей Ариадной,