Легенды Оромеры. Великий Орёл.

Страна не обратила внимания на смену правящего дома. «Что со змеями, что с драконами — всё равно налоги платить...», — говорили старожилы и смело шли в харчевню, лишний раз отметить старый Новый год.

В Вазерионе, сам собой, не успев, как следует, начаться, стих бунт.

Увидев в сером утреннем небе фигуры двух гигантских драконов, подстрекатели так же тихо, как и достали, спрятали за пазухи ножи и, повздыхав, расселись нищими на папертях многочисленных столичных соборов...

Практически сразу было объявлено о женитьбе Людвига Гримальди на Мадам Аккарин, которая по праву брошенной Не-жены могла с честью отдать руку любому, по своему выбору.

Влюблённые категорически не желали расставаться и были готовы наплевать на все обычаи, (но на их исполнении вдруг строго начала настаивать новоиспеченная волчья княгиня, поддержанная Костиной семьей Драко).

В первое воскресенье нового года Людвиг, (по всем канонам), третий день томился в разлуке, и, будучи, отселённым, обедал в ресторане с двумя холостяками.

Первым был Костя, который всячески старался по любому поводу удрать из дворца, где ему кланялись и пытались завести знакомство. В попытке бегства, он выбирал не тот маршрут, постоянно проникая в городское имение к Яге, (где готовилась к отъезду плачущая Эмили), и тоже расстраивался.

Влюблённые наивно думали, что, попав в столицу, они зайдут в Храм и объединятся навеки.

Но тут оказалось, что Эмили увезут к матери, где она проведёт три бесконечных месяца в подготовке, и только в День Весеннего Равноденствия они смогут дать друг другу клятву в вечной любви.

— Никак не раньше. Не успеем, — твёрдо постановила Таисья Сергеевна под одобрительный гул голосов.

Вторым оказался Гертрих Саварро, так удачно приземлившийся на лужайке у драконьего дома.

Начальник сыска излучал спокойствие и очень умело, немного снисходительно, и по-отечески добродушно поддерживал разговор, внимательно следя за тем, чтобы два влюблённых жениха не зачахли над полными тарелками.

— И представьте, — чавкая, и, роняя крошки, говорил Начальник Сыска, привычно переходя на шипящий рык, и, слегка растягивая слова. — Какой способный малый оказался приятель Княгини Канислюпус...

Внимательно слушающий городские истории Костя отвлёкся от супа и спросил:

— А кто это?

— Это Ваша Яга, — вклинился в разговор Людвиг.

— А-а-а-а-а… — согласился ещё не очень привычный к титулам Его Высочество Князь Драко.

— А Вы-то, уважаемый Гертрих, сами жениться не хотите? — профессор задумчиво посмотрел на салат и потянулся к закуске.

— Я решительный враг женитьбы, — гордо сообщил Саварро. — Считаю необходимым выступать за строгое разделение труда. Есть индивидуумы, которые должны делать детей. Есть те, которые должны содействовать их развитию в условиях покоя и благоденствия в государстве.

Крокодил рыгнул и, справившись с благородной сытой отрыжкой, аккуратно промокнул подбородок.

— Однако я знавал нескольких женоненавистников, которые в настоящий момент трудятся отцами и мужьями, забыв про свои другие, не отеческие обязанности, — улыбнулся Людвиг.

— А я буду очень рад узнать, что Вы влюбились! Пожалуйста, не забудьте позвать нас с Эмили на свадьбу, — поддержал Константин.

— Так я уже влюблён, — хитро щурился Саварро. — Моя любовь лежит на тарелке и называется «отбивная»...

— Поверьте мне, — настаивал Гримальди. — Ваша возлюбленная, сочащаяся мясными соками, не помешает вам любить мать ваших детей.

— А вот я вам другой пример приведу, — спорил Гертрих, расстегнув жилетку. — Вот решили вы с Костей поехать на охоту, или на рыбалку, или попариться с пивом и раками в соседнем уезде. Отпрашиваетесь у жён. А не тут то было! Нет у Вас теперь такой возможности!

Оба жениха мечтательно заулыбались, представив, как жены их не пустят и, понимая, как прекрасно не иметь возможности навсегда отказаться от пикников.

***

После обеда гости уехали, а профессор отправился к себе в номер.

Лёжа на кровати, больше напоминающей поле для игры в мяч, и, наблюдая, как маленькие розовощекие амуры целятся в розовый, ничем не прикрытый зад пухлой матроны на потолке, он подумал, как изменилась за какие-то два месяца его жизнь.

Потом он задремал, и мозг, продолжающий работать, начал спрашивать душу, а не лишиться ли он той толики свободы, о которой говорили за обедом.

И тут, находящееся во сне тело вспомнило маленькую тёплую змейку, доверчиво свернувшуюся у него груди, и Людвиг широко улыбнулся!

Какая-такая свобода ему нужна? Свобода — это его обретенное счастье: любить и желать, ту единственную хрупкую и нежную; защищать и оберегать — только её и навсегда!

«А знаю ли я её? — вдруг родилась новая тревожная мысль. – Может быть, ей я неприятен? Возможно, она просто терпелива, и её желания совсем иные? Может, она просто испытывала чувство сострадания, увидев его промерзшее тощее и больное тело?».

Он резко проснулся и сел. Потом, не найдя успокоения, встал и подошёл к окну. Спокойствие улетучилось, и страхи накинулись с новой силой. Панические мысли толпой ворвались в голову, взрывая мозг.