Легенды Оромеры. Великий Орёл.

— По нозологии заказывать будете?

— Эт как? — опешил Константин.

Она вздохнула, оценивающе стрельнула глазами на одежду и сообщила:

— Бодрый нынче денёк. Только деревенские и идут. Список читать будешь или мне на свой вкус принести?

— Вообще-то ваша нозология называется меню, — сообразив, о чем идёт речь, поправил её путешественник. — Давай, ознакомимся.

Почти сразу, едва попав в этот мир, Костя и бабка сообразили, что после переноса они каким-то образом приобрели возможность понимать новую речь, а текст валявшейся в кузове книжонки и старого журнала неуловимо изменился под чужое наречие. Пожав плечами, попаданцы не стали задумываться над чудесами, восприняв их как должное.

И теперь, сидя в трактирчике, парень читал:

«Хорошие господа! Позвольте предложить каравай мягкий, мочённый в постном масле; капуста, тушённая на постном масле; картофель, жаренный на постном масле; кусок мясного, (что поймали), жареного с картофелем на постном масле; кусок рыбного, тушённого с капустой на постном масле».

— Негусто, — констатировал странный посетитель. — Пиво-то, надеюсь, не на постном масле?

— Нет, — фыркнула подавальщица. — Рыбу бери, свежая.

— Ну, давай рыбу и каравай, — послушно согласился постоялец. — И комнату на ночь.

— Полновесная серебрянка, коли комнату целиком хочешь, — отозвалась толстушка. Получив монетку, она выдала ключ и вскоре появилась с вполне сносным ужином.

К ночи гостиничный трактир был набит уже до отказа. Когда наевшийся и напившийся Костя собрался идти спать, к нему подсели трое колоритнейших граждан. Бурлившие в животе пиво и капуста требовали «продолжения банкета», и парень решил задержаться на «ещё чуть-чуть».

Один из подсевших был высоким, костлявым, одетым в меховую одежду смуглым человеком, с золотым зубом и серьгой в ухе; второй — низкорослик, с крысиным кукольным лицом и резным посохом, а третьей была девица в ярких многочисленных юбках, с огненно-рыжими волосами и типичным сказочным лицом Лисы Патрикеевны.

«Цыгане», — подумал Константин.

Получив от уставшей к ночи и уже не улыбавшейся толстушки пиво, они сели напротив и, вытащив три кожаных стакана с круглым, блестящим медью шариком, предложили:

— Сыграем, дарагой!

— Конечно! — согласился Константин: — Но с условием!

— С каким, любезный? — весело откликнулся крысинолицый.

— Я трижды отгадаю, а вы мне свои кошельки. Ну, прибауточник, начинай, как там: «Кручу-верчу, обобрать хочу!», — выпитое пиво стремилось нарваться на неприятности, а кольцо вдруг стало нагреваться, и Костя, пьяно рыгнув, схватил себя за палец.

Драконья голова открыла маленький зубатый рот и, блеснув алмазом, ослепила сидящих напротив.

Смуглолицые цыгане разом сбледнули. Резко встав, они поклонились в пол и молча покинули заведение. На столе сиротливо остались непочатые кружки с пивом и три маленьких кожаных стаканчика. Под заинтересованные взгляды постояльцев трезвеющий Костя сбежал спать.

***

Жизнерадостное утро празднично высветило комнатёнку яркими солнечными соцветиями. Через открытые ставни пробился лёгкий ветерок, Костя сморщил нос, чихнул и проснулся. Помахав рукой гостеприимной пышечке, он быстро вышел к дороге.

На тракте было шумно и многолюдно. Наступил первый день ежегодной сезонной ярмарки. Уезд, как гудящий улей, был переполнен купцами, мелкими торговцами, промысловым людом, приехавшими за покупками, оборотнями из простых, мелкими дворянчиками и прочим народом.

Костя не любил толпу. Но выбор был невелик, оставаться с гиперзаботливой Ягой не хотелось, и он, расталкивая окружающих локтями, сумел пробиться к большому, тёсаному из крупных брёвен помосту, по которому водили раздувающих чёрные ноздри и громко фыркающих коней.

Приют, в котором провёл своё детство Константин, вывозил детей на лето в умирающий колхоз. Там, под обветшалой крышей старой конюшни, доживали свой век одержимый любовью к лошадям конюх и некогда славная пара орловских рысаков. Маленький Костя чем-то глянулся одинокому пенсионеру, и дед научил мальчишку нехитрым премудростям ухода и выезда на лошадях. К пятнадцати годам мальчишка мог спокойно скакать без седла, как цирковой наездник. В тот год его перевели в интернат, и больше он не возвратился к полюбившему его деду и лошадям. Но тёплая память о благородных животных и выучка остались.

Сейчас он стоял и смотрел, как по очереди выводят на помост гривастые чудеса.

Поглазев ещё немного, парень понял, что выбрать из этого великолепия ног и грив он не сможет ничего. В груди противно заныло, и Костя, вспомнив об упущенном завтраке, протиснулся обратно. Обойдя помост по большой дуге, он углубился в сторону трактирной улицы вдоль крытых загонов.