Легенды петербургских садов и парков

Мифология памятника на этом не закончилась. Рассказывают, что уже при монтаже монумента якобы произошла полуанекдотическая история, которую любил при всяком удобном случае повторять сам автор памятника Михаил Аникушин. Будто бы монтажники несколько раз пытались опустить пьедестал на подготовленный фундамент, а его все заваливало и заваливало на одну сторону. В конце концов усомнились в точности расчетов. Пригласили Михаила Константиновича Аникушина. Но и под его руководством пьедестал не желал принимать вертикальное положение. Еще раз проверили чертежи и расчеты. Замерили высоты фундамента в четырех точках. Все было сделано точно и все-таки с установкой фундамента ничего не получалось. В отчаянье скульптор заглянул в узкий просвет между фундаментом и плоскостью, нависшего над ним и удерживаемого мощными стальными тросами, пьедестала. И замер от радостного изумления. Почти у самого края основания постамента он заметил невесть как прилипшую к камню двухкопеечную монетку. Аникушин облегченно вздохнул, отколупнул монетку, выпрямился, облегченно вздохнул и скомандовал: «Майна!». Пьедестал, ничуть не накренившись, занял свое расчетное положение. Как и положено. И никакого конфликта. Словно в детском мультфильме.

Памятник Пушкину стал несомненной творческой удачей скульптора. Он так естественно вписался в архитектурную среду площади искусств, что кажется, будто стоит на этом месте еще с первой четверти XIX века, с тех самых пор, как архитектор карл росси закончил строительство Михайловского дворца и распланировал площадь перед ним. Даже придирчивый фольклор практически не смог найти ни одного изъяна в фигуре Пушкина. Разве что непропорционально длинная, вытянутая вперед рука поэта позволила заговорить в одном случае о «Пушкине с протянутой рукой», в другом — о неком метеорологе, который вышел на улицу, чтобы проверить, не идет ли дождь. Свое «сухое полено» в тлеющий костер мифологии будто бы подкинула сама Анна Андреевна Ахматова, всегда испытывавшая к поэту неподдельное трепетное почтение. По воспоминаниям ее сына Льва Гумилева, впервые увидев памятник, она будто бы воскликнула: «Фи! Как же он может так размахивать руками? Ведь он же дворянин». В остальном, судя по городскому фольклору, «памятник Пушкину во дворе русского музея», как иногда говорят о нем туристы, безупречен.

В сквере у памятника Пушкину всегда много не только туристов, но и жителей окрестных кварталов. Для них памятник Пушкину очень близкий, чуть ли не свой. Это они придумали для него фамильярную аббревиатуру «Пампушкин». Это они или их дети в школьных сочинениях писали: «У памятника Пушкину всегда много людей и писателей». Здесь действительно всегда многолюдно. Вот два пионера из нашего общего советского прошлого. Отдают честь Пушкину. К ним подходит мальчик: «Это кому вы честь отдаете?» — «Пушкину». — «Это, который „Муму“ написал?» — «Ты что?! „Муму“ Тургенев написал». — Мальчик отошел. Через минуту подошел снова: «Не пойму я вас, ребята, „Муму“ Тургенев написал, а вы честь Пушкину отдаете».

А вот два туриста из Франции. «Не пойму — говорит один другому, — попал дантес, а памятник Пушкину».

А вот мужик из местных. Сидит в сквере у памятника. Вдруг слышит голос сверху: «Послушай, друг. Постой за меня часок. Дело срочное». Мужик согласился и залез на пьедестал. А Пушкин с него сошел. Прошел час. Другой. Нет Пушкина. Надоело мужику на пьедестале стоять. И пошел он искать Пушкина. По Михайловской, которую переименовали в улицу Бродского. На Невский. По галерее Гостиного двора. В бывший Толмазов переулок. В 27-е отделение милиции. «Вам тут Пушкин не попадался?» — «А у нас тут все Пушкины. Вот медвежатник. Вот форточник. Вот бомж». — «А в уголке?» — «да тоже Пушкин. Рецидивист». — «А он что?» — «да чуть ли не каждый вечер ловит голубей и гадит им на головы. Говорит, в отместку».

Площадь искусств давно стала любимым местом встреч, свиданий, отдыха и прогулок горожан. Появилось даже фольклорное обозначение нехитрой траектории этих прогулок: «Орбита». А если в маршрут включалась еще и соседняя улица Бродского, то эта траектория превращалась в «Большую орбиту».

Михайловский сад

С противоположной стороны Михайловского дворца раскинулся обширный зеленый массив Михайловского сада, задуманный карлом росси и осуществленный по проекту архитектора Менеласа. Сад простерся между северным фасадом дворца и набережной реки Мойки. В начале XVIII века здесь простиралось большое болото, его осушили, а затем отвели под так называемый Третий Летний сад, на его территории выстроили парники, оранжереи, разбили участки для фруктовых деревьев и огородов. К началу XIX века Третий императорский сад представлял собой заброшенный безлюдный пустырь, местные жители использовали его под свалку мусора.