Из могильной плиты, умеющей вытворять такие занимательные вещи, прямо в голубое сияние выплывает хорошо отесанный кирпич, на одной грани которого легко читается надпись: “Начните церемонию с нажатия этого кирпича”. К кирпичу тянется один из приглашенных на тусовку и со всей силой вдавливает его в сияние.
Черная плита с неприятным звуком трескается от центра. Узкие и глубокие трещины, как паутина, покрывают прямоугольный камень. Плита выпучивается, и из-под нее доносится дикий крик.
— Да что это такое? — спрашиваю я сам себя, понимая, что в мире происходят невероятно неправильные вещи. Если дурость со свечами и тазиками как-то вписывается в реальность, то горбатая надгробная плита, под которой кто-то неведомый вопит, не лезет ни в какие уголовные рамки.
Окружившие корчащуюся плиту сумасшедшие, подбадривая того, кто под плитой, вопят во все гланды:
— Дыши! Дыши!
— Еще немного!
— Тужься! Тужься!
В центре плиты взрывается стеклянной щебенкой фонтан. Летит во все стороны каменная шрапнель. И в центре поломанного надгробного камня высовывается страшненькая такая рука.
— Это надо немедленно прекратить, — шепчу я и хватаю за рукав ближайшего сумасшедшего. — Товарищ, где здесь телефон?
Капюшон временно задержанного за рукав поворачивается. И на меня смотрит, кто бы мог подумать, прапорщик Баобабова собственной персоной. Знакомого до каждой липучки бронежилета не наблюдаю. Армейских ботинок тоже. Машка босиком, в мешковине. Страшное подозрение возникает в умной лейтенантской голове.
— Ты?.. С ними?.. Как же ты могла?
Мария Баобабова, сотрудник отдела “Пи”, крутит пальцем у виска:
— Лесик, ты совсем или понемногу? Куда с ними? Между прочим, я тоже показания читаю. И капитан просматривает. Вон он у березок. Так что ручонками не балуй.
Вижу капитана. Угробов стоит, прислонившись плечом к статуе плачущей девы без ребенка, смолит одну за другой сигареты, прикуривая их у натыканных вокруг свечек. Взгляд его заинтересован, но паники не замечаю. У капитана Угробова выдержка железная. А то, что он шарит рукой по ребрам в поисках любимой кобуры, еще ни о чем не говорит.
Успокаиваюсь. В самом деле, что это я? Читать показания спокойно и то не могу.
Баобабова толкает меня и говорит:
— Ты лучше посмотри, что двумя параграфами ниже.
Я смотрю во все глаза.
Рука цепляется за выступ и, подбадриваемая многочисленными помощниками, а также привлеченная множеством горящих свечек, выкарабкивается наружу, вытаскивая за собой и все остальное тело.
Слышу, как плюется капитан у монумента девы без ребенка:
— Какая мерзость!
Мне тоже не по себе.
Это не человек. Это только нечто, похожее на человека. Угловатое, цветное, с прилизанными клочками волос и разноцветными зрачками тело. И с .пушкой, каких нет на вооружении нашей доблестной армии.
У меня создается впечатление, что это чудо только что нарисовали безграмотные художники. Рисованный? О чем-то подобном рассказывал гражданин заявитель Иван Силуянович Пейпиво.
Первым делом появившееся из камня чудо озирается. Куда это, мол, я попало? Куда, куда, на кладбище попало. Где ранее положено было. И чего не лежалось?
Чудное существо, сориентировавшись в пространстве, задирает прилизанную макушку к луне, страшно и неприятно воет, нарушая все законы ухогорлоностики, и, с силой оттолкнувшись, бросается в толпу встречающих. Хватает первого попавшегося сумасшедшего, отворачивает ему голову, ненужное тело откидывает метров на двадцать. Запихивает оторванную голову за пазуху и бросается к следующему сумасшедшему.
Естественно, все страшно кричат, пытаются спастись бегством. Мечутся, натыкаются на кресты, вязнут в сугробах, подпаливаются на свечках. Но тщетно. У существа резвые ноги. Догоняет гигантскими прыжками то одного, то другого товарища в мешковине и планомерно отрывает им головы.
А из черного камня появляются другие “нарисованные”, один в один похожие на первое существо. Замирают на мгновение, воют и с остервенением голодных зверей включаются в охоту. Снег вокруг взломанной надгробной плиты обагряется кровью. Лужами крови. Даже кажется, еще немного и побегут красные ручьи.
Я не спеша, трусцой, топаю подальше от места страшной трагедии. Иногда и ползком. Снег глубок, дороги нет. Несколько раз рядом сваливаются безголовые потерпевшие. Одно из тел больно врезается в мою поясницу. В какой-то момент силы покидают меня. Прислоняюсь спиной к одинокому дереву и с ужасом вижу, как могильное существо прыгает в мою сторону. В трех метрах меняет направление, настигает очередного беглеца. Голова жертвы исчезает в безразмерной пазухе охотника. И он уже смотрит на меня. Даже приседает перед прыжком. Но резко останавливается, неторопливо разворачивается.
Вижу, как внимание его привлекает Мария Баобабова, с интересом ковыряющаяся в зубах метрах в десяти.
— Беги, Маша! — кричу.
Но не слышит меня прапорщик. Поглаживает свою бритую голову. Разминает пальцы. И ждет непонятно чего. Дура.