Легион «Идель-Урал»

Ничего, по-видимому, не помогало: уже четвертый из татарских батальонов Волго-татарского легиона демонстрировал свою «ненадежность». Обеспокоено было не только руководство батальона и легиона, но и «высокое руководство» в центре. Поэтому в 828-й батальон из Берлина приехали с инспекцией представители Восточного министерства руководитель Татарского посредничества Хайнц Унглаубе и член Союза борьбы тюрко-татар Идель-Урала Гариф Султан. Это произошло 20–22 апреля 1944 г. По возвращении, 5 мая, X. Унглаубе предоставил подробный отчет со своими соображениями о состоянии 828-го батальона, который можно рассматривать как общий отчет по состоянию всех почти восточных батальонов к тому времени, ибо сама идея эта по-настоящему трещала по швам.[293]

Что же, по мнению X. Унглаубе, являлось причиной для неудач? Таких он видит немало:

1. Введение в бой легионеров против партизан было неправильно — «совершенно не учтены были особый характер и особая ситуация, в которой сейчас находятся подобные соединения».

2. Легионеры были разделены на группы примерно по 10 человек и поставлены на охранные пункты на общем фронте в 250 км — они не имели связи друг с другом, не было никаких возможностей оказать влияние на их психологическое состояние.

3. Батальон был организован очень поспешно, к тому же к нему было присоединено около 200 человек из ранее распущенного соединения.

4. Свою роль играла плачевная для немцев ситуация на фронте.

5. Партизаны превосходили батальон в силе (Унглаубе даже замечает: в десять раз), у них было лучшее вооружение, а у легионеров имелись только винтовки и очень мало амуниции.

6. Активную пропагандистскую работу проводили украинские партизаны.

7. «Легионеры стали свидетелями беспорядочного отступления немецких и венгерских частей, грабивших даже склады, которые должны были охранять легионеры. Но дисциплина в батальоне осталась на высоком уровне, о чем извещало немецкое командование и ставило себе это в заслугу». Последнее наблюдение явно не соответствовало действительности.

8. «Легионеры сами объясняли: они все могли бы перебежать, а те, кто считается убежавшим, просто попали в плен на своих позициях из-за численного перевеса врага и где в силу моральной неустойчивости они не могли сопротивляться».

Судя по всему, в батальоне к тому времени господствовали абсолютно пессимистические настроения: «Легионеры выглядят разочарованными в своих надеждах вновь увидеть родину Они боятся мести Сталина, боятся за своих родственников и за себя. Вражеская пропаганда советует им перебегать к партизанам, чтобы потом не оказаться в их плену в качестве легионера. Будущее кажется легионерам безнадежным. Они не знают, как они будут приняты в Германии, если не смогут вернуться домой (…). Очень сильно задевает легионеров общее отношение к ним со стороны солдат, которые не относятся к их соединению. Как должны поступать легионеры, если им запрещено даже входить в солдатские дома (Soldatenheim)? Потому они и попадают в руки враждебного населения». Несмотря на такую в целом безрадостную картину, Унглаубе пытался сделать все-таки оптимистические выводы: «Я уверен, что любой другой батальон с представителями любой другой страны в такой ситуации, как батальон 828, выглядел бы так же. Ни в коем случае нельзя говорить о непригодности татар, наоборот, надо стараться поднять их дух, из-за таких ошибок нельзя сбрасывать их преждевременно со счетов. Татары вообще, как и грузины, превосходные солдаты, когда для этого есть моральные предпосылки». По мнению Унглаубе, 828-й батальон выглядел в смысле дисциплины куда предпочтительнее 818-го азербайджанского батальона, дислоцированного в том же районе, который «уже в первые дни имел более 10 перебежчиков». С учетом приведенных выше данных комментарии здесь представляются излишними.

Небезнадежным в изложении Унглаубе были выводы Г. Султана, который преимущественно говорил с легионерами: «Оставшаяся часть легионеров может быть рассмотрена как вполне надежная, они противостоят всем попыткам их привлечь. Ошибкой является единообразное представление обо всех, под одну гребенку Легионеров задевает, когда им не доверяют».

Офицеры легиона на учениях

Если обрисованную картину психологического состояния легионеров можно считать вполне правдоподобной, то с оптимистичными выводами инспекторов согласиться очень трудно: следует учитывать, что оба берлинских эмиссара являлись сотрудниками Восточного министерства, которое несло свою долю ответственности за Восточные легионы. Признание их полностью недееспособными (что на тот момент уже было реальностью) означало бы автоматически и признание краха своей работы. И Унглаубе, и Султану, которые татарам явно симпатизировали, не хотелось, чтобы по отношению к этому конкретному батальону, а значит, и Волго-татарскому легиону в целом, немецким командованием были предприняты решительные меры. Они оставляли возможность для надежды, которая была тщетной.