— Кто он тебе, этот клирик? — спросил он. — Брат, сват? Почему ты так стараешься, спасая его никчемную жизнь?
— Никто, — ответил я, — он мне никто, но и убивать его я не позволю. Он вытащил меня из церковного Отстойника…
— Куда сам же до того и загнал, — усмехнулся Делакруа.
— Может быть, — пожал плечами я, — меня это волнует меньше всего. Главное, я снова на свободе и волен делать, что хочу, покуда не встречаюсь с тобой.
— Так последуй за мной, Зиг, — вновь предложил он, — решим все наши вопросы, накопившиеся между нами.
И я не выдержал, отбросив бесполезную винтовку и подняв меч, я спрятал его в ножны.
— Хорошо, — кивнул я, — я пойду за тобой, только бы прекратить наши бесконечные встречи.
— Не-е-ет, — растянул губы ещё шире Делакруа. — Теперь я несколько изменю условия. Ты пойдёшь не со мной, а по моим следам. Я, как и обещал тогда, в Вилле, буду шаг за шагом отбирать у тебя всё, что тебе дорого. Встретимся там, где всё началось, Зиг. Прощай пока.
И он исчез по обыкновению, как сон златой.
Битва же тем временем сходила на нет. Повстанцы Телля и гномы не могли практически ничего противопоставить салентинским лейб-гренадирам и Полосатым гвардейцам, как-никак — это регулярная армия, а не кое-как организованная толпа вооружённого сброда, пускай и состоящая из опытных охотников и трапперов, а также бывших бойцов Легиона, имевших представления о дисциплине. Да и численный перевес был явно не на стороне бунтовщиков. Пока я помогал брату Карверу подняться на ноги и поддерживал, когда он откашливал грязь, которой успел вдоволь нахлебаться, войска успели подавить последние очаги отчаянного сопротивления и вели немногочисленных пленных к открытому огороженному месту, где их усаживали прямо на землю. Раненых и не думали перевязывать, более того им не разрешали приближаться друг к другу, чтобы оказать помощь, отгоняя выкриками и угрозами пустить болт.
Вот такое у нас отношение к военнопленным. Раньше оно было существенно гуманнее, кем бы они не являлись — солдатами армии противника или повстанцами, как сейчас, — но времена меняются и мы вместе с ними.
На такой мрачно-философской ноте я подвёл всё ещё не слишком уверено стоявшего на ногах брата Карвера к собравшимся у полевого госпиталя офицера, сам же направился к загону, где держали пленных. Я не слишком-то удивился, увидев старину Бритвенника, — гномы народ живучий и крепкий, да и доспехи их не чета нашим. Однако низкорослый воитель был ранен и не однажды, хотя и старался не показывать как ему больно. Я сделал знак одному из стражей подвести ко мне Бритвенника и обратился к нему, опершись на шаткое ограждение. Стража и остальные пленники косились на нас, но встревать в разговор залитого по уши кровью наёмника и зверского вида гнома в изрубленной броне, которую не смогли снять с него, настолько сильно она была покорёжена.
— Что тебя потянуло сюда? — просил я гнома. — Ты ведь был же отличным брадобреем.
— Был, — буркнул Бритвенник. — Именно что был. Меня выперли из Мордова, и не бритоголовые говнюки, а говнюки из магистрата. Заявили, что-де нелюдь поганый, навродь меня, в ихнем городе, чтоб его Баал проглотил со всеми потрохами, жить недостоин и чтобы я убирался оттуда прям тут же, а не то меня упрячут в яму. И так в любом засратом городишке, куда б я не подался. — Он сплюнул на землю красной слюной. — Теперь понял?!
— Не заводись, Бритвенник, — бросил я ему. — Я тебя из городов не выгонял.
— Ты святошам, мать их, служишь, на сворке, как пёс брехливый у них бегаешь, — отрезал Бритвенник, — а ведь это они всю кашу заварили, спервоначалу пацанов ваших подзуживали, а теперь уже и вовсе охамели. Когда такое бывало, а? Когда, я тебя спрашиваю? В вольной Виисте гномов гоняют! Да кто вам первые хамки строил, когда вы от Билефельце отложиться надумали?!
— А ну заткнись, нелюдь! — рявкнул на него салентинец, замахиваясь на него прикладом винтовки.
Я отреагировал молниеносно и практически рефлекторно. Крутанулся на одной ноги, выхватывая меч и приставив лезвие к горлу лже-пистольера.
— Сам заткнись, — глядя ему прямо в глаза, медленно произнёс я. — Я не лезу в твои дела, так и ты не лезь в мои!
— Оставь его, Зиг, — равнодушно бросил за моей спиной Бритвенник, — они все такие — салентинцы, что с них взять? Да и мне болтать надоело, пойду полежу. Устал я что-то.
— Тебя никто не отпускал, — попытался храбриться охранник, от горла которого я уже убрал клинок.
— Я отпустил, — отмахнулся я и двинулся прочь от импровизированного лагеря военнопленных.
Я едва ворочал ногами от усталости, битва и взаимодействие с Тройным мечником выпили практически все ми силы и единственным желанием оставалось только — завалиться спать, дав отдых до предела измотанному телу да и, что греха таить, разуму. По дороге меня перехватил Эдвард Фьестро, потирающий лицо, размазывая по нему кровь и грязь.
— Ты не ранен? — зевнув во весь рот, спросил он меня.
— Нет, — ответил я. — Мечник твой выручил. Я за него тебе ещё спасибо не сказал. Вот сейчас говорю.