Впрочем, как скоро выяснилось, кроме тягот и лишений бойцам полагалось кое-что еще. Например, неплохое жалование, а в будущем, как вещал Гней Фурий Атилий при каждом построении — к самым храбрым придет почет и уважение. А это дорогого стоит.
Первую неделю их гоняли как сидоровых коз в марш-броски по горам, заставляли заниматься гимнастическими упражнениями, бороться, плавать, кидать камни и драться на деревянных мечах. Центурионы и опционы сгоняли с них по семь потов, но к удивлению Федора, настоящего оружия не давали. И он долго был единственным во всей манипуле обладателем настоящего меча и кожаного панциря, которые хранил на оружейном складе в специально отведенной ячейке, сдав их местному опциону под роспись — нацарапал что-то на лакированной деревянной табличке.
Все занятия они проводили без доспехов, в обычных туниках и сандалиях, а плавать вообще пришлось голым. Кроме того, предстояло плыть до мола и обратно между кораблей, на палубах которых собралась целая толпа морпехов, желавших в свободное от нарядов время поглазеть на соревнования. В голову сержанту сразу полезли навязчивые мысли о педерастах, в изобилии обретавшихся на просторах Римской империи. Он даже чуть поотстал от раздражения, но на его честь в воде (а также позже в казарме) никто не посягал, а потому он взял себя в руки и выиграл заплыв под восторженно улюлюканье наблюдавших с кораблей старослужащих. Даже заработал от центуриона краткую похвалу. А услышать от Гнея Фурия Атилия по кличке taurus[28]
что-то кроме ругательств — само по себе уже дорогого стоило.Через неделю таких издевательств, которые Федор, впрочем, выносил с философским спокойствием, — не зря же только что оттянул срочную на черноморском флоте — их построили ранним утром перед казармами. Обычно в это время новобранцы уже стаптывали сандалии в кроссе по каменным тропинкам между скал, вырабатывая выносливость.
Назревало, видимо, что-то экстраординарное. И действительно, скоро перед строем, состоявшим из их манипулы, уже приписанной к определенному кораблю, названия которого сержант, правда, еще не знал, и еще четырех манипул, тоже заранее расписанных по другим квинкеремам, появился какой-то незнакомый поджарый офицер в дорогих доспехах и богато украшенном шлеме. Его сопровождали еще двое таких же помпезных вояк и лично Гней Фурий Атилий. Незнакомый офицер, судя по дорогой кирасе и белой тунике с красной полосой, был не кто иной, как военный трибун.
— Гляди, Федр, — толкнул в бок сержанта, стоявшего во второй шеренге, невысокий крепыш по имени Квинт Тубиус Лаций, рыбак из деревеньки на морском побережье Бруттия, — сам Памплоний пожаловал.
Марк Акций Памплоний являлся командующим, которому подчинялись и сухопутные силы стоявшего в крепости Тарента римского гарнизона и его морское прикрытие. Это имя Федору уже приходилась несколько раз слышать в разговорах во время коротких минут отдыха между борьбой и перебрасыванием тяжеленных камней. За прошедшую неделю, днем и ночью находясь среди людей, говорящих на латыни, Федор сильно продвинулся в изучении разговорного языка. Он уже достаточно свободно изъяснялся с другими новобранцами и даже знал клички своих непосредственных начальников. Но птица столь высокого полета, как Марк Памплоний, появилась здесь впервые.
Едва командующий появился перед строем, наступила гробовая тишина. Новобранцы, казалось, даже перестали дышать. И только хохмач Квинт, откуда-то все знавший, опять толкнул Федора в бок и шепнул «сейчас присягу будем давать». А когда Чайка бросил на него удивленный взгляд, добавил: «Памплоний просто так в порт не явится. Он лучше в бордель пойдет, к бабам, чем лишний раз службу проверит. Да и зачем? Пока Гней ее тащит, за морпехов можно не беспокоиться. Острый пилум мне в анус, если я вру!».
Федор против воли ухмыльнулся. Квинт чем-то напоминал ему Леху, такой же любитель потрепаться и не долго думая залезть в какую-нибудь заваруху. Тот самый Гней, которого он только что нахваливал, за прошедшую неделю уже не раз отхаживал его виноградной лозой, и однажды даже врезал в ухо, свалив с ног одним ударом, когда Квинт не успел быстро выполнить приказ. Квинту еще повезло. Центурион мог бы и убить — за пределами Рима, как вспомнилось Федору, гражданское право не действовало. И твой командир здесь был царь и бог. Он мог тебя наградить за хорошую службу, а мог и запросто приказать забить палками, если ты, например, заснул на посту. Памплоний его за это только похвалил бы.
Тем временем сам Марк Акций Памплоний, прищурившись на солнце, начал говорить. Он держал речь недолго, но с жаром. Федор быстро сообразил — оратор заливал, как им повезло, что из простых пахарей, рыбаков и прочего деревенского отродья, они скоро станут солдатами Рима. Это великая честь для них.