Легион. Книги 1-9

Когда сопровождающий удалился, центурион все так же, не вставая, задал Федору несколько вопросов и не получив на них ни одного ответа, удивленно поднял глаза. А затем поднялся и сам. У Федора появилось нехорошее предчувствие, что сейчас начнется экзекуция, поскольку этот бычок потянулся за лежавшей на столе виноградной лозой. При этом он успел задать Федору еще один длинный вопрос, из которого напряженно внимавший Федор успел выудить только то, что новое начальство зовут Гней Фурий Атилий, но что оно хочет, так и не сообразил. Чтобы хоть как-то спасти ситуацию, сержант выпалил на латыни первое, что пришло в голову.

— Idem in me![25]

На лице центуриона застыло крайнее удивление, но Федор, вероятно, выбрал не самые худшие слова, сумев потрафить капитану.

— Rusticanus,[26] — проворчал тот, откладывая розги в сторону.

Снаружи уже начинало темнеть. Центурион указал ему на деревянную лежанку в углу барака и большую тумбу, куда он мог сложить свои доспехи. Для оружия полагалось отдельное место, о котором он узнал чуть позже, а пока центурион разрешил ему оставить меч при себе. Все это отныне должно было стать его мебелью, а сам барак его новым жилищем.

Затем центурион отвел Федора в соседнее строение, оказавшееся столовой, где легионер, исполнявший обязанности повара, накормил его согласно приказу какой-то холодной кашей, отдаленно напоминавшей перловку пополам с тыквой. И все. С тем его новый командир и удалился, рыкнув на прощанье, что завтра для Федора Чайки начнется новая жизнь. Во всяком случае, сержант так истолковал несколько ругательств и жестов, которыми быковатый Гней Фурий Атилий с ним попрощался.

Так закончился первый день пребывания Федора на землях Рима. А на следующее утро барак стал заполняться новобранцами. Как оказалось впоследствии, Чайку действительно приняли за одного из трехсот необстрелянных солдат, в срочном порядке набранных для пополнения сил морских пехотинцев Тарента где-то в дальних районах примыкавшей к нему Калабрии. Их посадили на либурны и отправили морем к месту службы. Но этот караван с новобранцами угодил в шторм, где погибли все, даже не успев добраться до Тарента. Это означало, что никаких списков, где мог бы фигурировать Федор Чайка, тоже еще не существовало. И его посчитали счастливчиком — единственным спасшимся, но потерявшим память, так как на вопрос, из какой деревеньки в Калабрии его завербовали на службу, Федор не cмог ответить, поскольку с трудом понял вопрос, да и понятия не имел, где вообще эта Калабрия расположена. Но, скорее всего, находилась она не очень далеко.

Впрочем, ни Гней Фурий Атилий, командовавший всеми центурионами, унтер-офицерами и морскими пехотинцами, приписанными к местной флотилии, ни другие командиры не стремились выяснить тайну происхождения новобранца со странным именем Федор Чайка. Не важно, кем он был раньше, главное, что теперь он стал новобранцем в морской пехоте города Тарента — союзника римлян, обязанного выставлять для военных действий по первому же требованию флот с обученными экипажами и укомплектованный морпехами. Новобранца следовало хорошенько выдрессировать, вдолбить в его тупую калабрийскую башку, что самое главное для него — это слушать своих командиров, хорошо служить Риму и умереть за него с почестями. А кем он умрет — безродным рыбаком-калабрийцем, пастухом из Апулии, случайно затесавшимся, не приведи Юпитер, в ряды доблестных союзников Рима горцем из Лукании или беглым самнитом — это уже совершенно никого не беспокоило. Мясо для бойни нужно всегда.

Хотя имя, учитывая реалии новой службы, сержанту вскоре пришлось слегка изменить. На Федр Тертуллий Чайка — это имя он сам себе придумал. Сказал, что память к нему частично вернулась. Тоже звучало не пойми как, но больше походило на римское. И главное, не так раздражало слух центуриона, которому было почему-то не выговорить имя Федор, постоянно исчезала вторая гласная буква. Поэтому сержант решил пожить какое-то время как Федр Тертуллий. А после прохождения курса молодого бойца у него появилась еще и кличка: medicus.[27]

Первую неделю, после того, как барак набился до отказа молодыми парнями в туниках, согнанными со всех подчиненных Таренту областей, Федор пребывал в некотором шоке — все его о чем-то спрашивали, а он в ответ только мотал головой. Но деревенщиной его никто больше не обзывал. На первый взгляд, тут все были такие же. Однако, в шоке пребывал не только бывший сержант отдельного полка морской пехоты черноморского флота России, но и все остальные новобранцы. Еще вчера они все мирно пахали свои поля, возделывали огороды, пасли скот и латали рыбачьи лодки, а сегодня все попали в армию, где их ждали только тяготы и лишения армейской службы, а возможно, и скорая смерть от руки варваров. Но, что поделать, такова уж военная специфика во все времена, как начал догадываться Федор, оказавшись опять на службе. Тебя никто не спрашивал, пацифист ты или милитарист. Риму нужна армия, нужны легионы, так что, пастух ты или рыбак, все равно будешь служить, раз попал. И он стал служить.