Легион обреченных

— Не находите ли вы, маршал, — сказал фюрер, — что Франция несправедлива к памяти Наполеона? Все ее величие связано с именем этого великого человека. А вы, французы, настолько неблагодарны, что удосужились назвать его именем лишь одну улицу в Париже. И то в честь генерала Бонапарта. Это дает мне основание еще раз утвердиться в мнении о природном легкомыслии французской нации.

Машины, оставив позади остров Сите, похожий на гигантский остроносый корабль, плывущий по Сене, свернули на мост Конкорд, построенный из камней разрушенной Бастилии, и помчались к площади Согласия, где когда-то зловеще маячила гильотина, а теперь высился фешенебельный отель «Крийон», в котором заботами Геринга размещалась временная резиденция Гитлера.

Холодный мистраль, задувший с заснеженных Альп, нагнал к вечеру тонкие перистые облака, казалось, рождавшиеся в одной и той же точке за горизонтом. Вечерние сумерки, опустившись с первыми каплями осеннего дождя, сгущались на глазах, скрывая под своим пологом и голубой купол Сорбонны, и причудливые башни собора Парижской богоматери, и шпиль Пантеона, принявшего прах великих мужей Франции...

Сойдя с машины, фюрер в черном кожаном реглане взошел по лестнице кафедрального Собора инвалидов — гробницы Наполеона. За ним следовала вся его свита, сопровождаемая десятком дюжих гестаповских функционеров во главе с генералом СС Карлом Обергом, шефом гестапо во Франции. Гитлер не замечал ни ухудшавшейся погоды, ни длинной цепи эсэсовцев, ни пустынного безлюдья улиц и скверов, соседствующих с собором.

Гиммлер, оплошавший с выбором резиденции фюрера, лез из кожи, чтобы загладить вину: в окружности пяти километров, где находился Гитлер, не могла пролететь и птица. Эсэсовцы заблокировали подъезды прилегающих к гробнице домов, неблагонадежных жителей задержали, с многих взяли подписку, что целые сутки не выйдут из своих квартир. Обожаемый мог спокойно всю ночь напролет беседовать с духом Бонапарта.

Молчаливая стража распахнула перед фюрером массивные двери собора. Тихо. Анфилада часовен. Под высоким куполом, откуда лился яркий свет хрустальных люстр, лишь гулко отдавались шаги. Свита, чувствуя настроение фюрера, не находила себе места и кралась за ним на цыпочках. Гиммлер недоумевал: как фюрер будет беседовать с духом Наполеона? Наедине или вместе со всеми?.. А фюрер вертел головой, равнодушно скользя глазами по фрескам на стенах. И чего это Петен, узнав, что Гитлер собрался в гробницу, захлебывался от восторга: «Вы получите наслаждение от неповторимой красоты настенных росписей!» Чем тут восторгаться? Лишь умозрительно Гитлер понимал, что в соборе, построенном в XVII веке по проекту архитектора Франсуа Мансарда, пожалуй, не место пачкотне, но сердцем все же не принимал окружающую красоту...

Вот он, малиновый саркофаг из карельского порфира, возвышающийся на мраморном постаменте. В нем — прах Бонапарта... Фюрер долго расхаживал перед ним, но усыпальница великого Наполеона не вызывала в его душе никаких эмоций. Он заглянул в боковые часовни, где в скромных гробах покоились останки Жозефа и Жерома, братьев императора, равнодушно скользнул глазами по знакомому саркофагу, блестевшему свежевыведенными на нем золотыми буквами — «Наполеон II». Знают ли парижские газеты, что он привез с собой прах Орленка? Впрочем, Розенберга учить не надо: пожалуй, уже растрезвонил повсюду...

Фюрер потер лоб, припоминая, зачем пришел сюда... Ах да, дух Бонапарта! А как его вызвать? С чего начать? Он резко повернулся к сопровождающим его бонзам и подосадовал, что нет среди них профессора Карла Гаусгофера, магистра и духовного наставника, того, кто помог избрать свастику — древний символ огня и грома, плодородия и тайной магической силы — эмблемой нацистов.

Гаусгофер убежден, что Франция, зараженная негритянской кровью, является чумным очагом в Европе. Фюрер согласился с ним, ибо профессор имел на своего ученика огромное влияние. Он сумел внушить Гитлеру, будто далекие нордические предки немцев, обладавшие высокой цивилизацией, поклонявшиеся тайному знаку — свастике, были магами-воителями, которые подчиняли своей воле стихии и народы. Но богам было угодно, чтобы какая-то страшная катастрофа смела с лица земли эту цивилизацию и на ее месте образовалась пустыня Гоби. Однако маги-воители уцелели, они лишь рассеялись по всей планете, передав потомкам секрет и силу магических заклинаний. И вот теперь, согласно «теории» Гаусгофера, арийцы непременно «вернутся к истокам своим», заключат союз с тайными силами могущества и насилия, чтобы ускорить приход человечества к «шарниру времени».

Ему удалось обратить в свою веру нерешительного, неустойчивого, часто погружавшегося в депрессию фюрера, принявшего за истину и космогонию, и нацистский магизм, и нордическое величие предков... Гитлер, слушая гипнотические речи профессора-мистика, которому он присвоил чин генерала СС, верил, что только ему, фюреру, дано быть посвященным в магические тайны, управлять народами, вызывать тени прошлого, духи великих сил, превосходящих обычные человеческие...