Адмирал заслуженно упрекал своего подчиненного в алчности. Шеф абвера, с чьего ведома были изготовлены фальшивые ассигнации, распорядился рассчитываться ими наполовину с агентами самых отдаленных восточных районов. Мадер же, жадничая, выплачивал гонорар одними поддельными долларами, присваивая себе настоящие. В финансовом отделе на Крипицштрассе у него был свой человек, не бескорыстно снабжавший резидента фальшивыми деньгами в любом количестве.
Надо же случиться такому, что предусмотрительный Хабибулла как раз в то время решил поменять полученную от Каракурта валюту на золото и был ошеломлен, узнав, что почти все его состояние — ничего не значащие бумажки. Своим горем он поделился с другом, оказавшимся давним английским агентом, который, естественно, известил о том своих хозяев. Вскоре о фашистской афере прознали журналисты, не замедлившие написать в свои зарубежные газеты. После этой скандальной истории германские агенты, обнаружившие у себя фальшивые банкноты, отказались от дальнейшего сотрудничества с абвером.
Большие связи, крупные взятки помогли барону избежать концлагеря. О присвоении ему очередного звания, к которому был представлен, и думать было нечего. Заранее заготовленные подполковничьи погоны так и остались в качестве сувенира. Слава богу, радовался Мадер, что концлагерь заменили Восточным фронтом, от которого еще можно отвертеться. Благо друзья помогли пристроиться к абверкоманде при штабе ОКВ. Значит, помнят его заслуги перед Германией, не забыли, что Мадер — один из немногих немцев, блестяще владевших как фарси, так и тюркскими языками. Есть еще бог на небе!..
ДУРНОЙ ЗНАК
Со стороны Розенберг выглядел смешным — часто дергался, ерзал на месте, пытаясь взглянуть на часы, но сделать этого ему не удавалось. Сегодня он, как назло, вырядился в новый генеральский мундир, и его твердые длинноватые обшлага не позволяли незаметно посмотреть время на золотом «Павле Буре», подаренном Вели Каюм-ханом, когда того по его протекции назначили президентом «Туркестанского национального комитета».
Розенбергу сейчас не хотелось привлекать к себе внимания всех, кто сидел в огромнейшем кабинете Гитлера, застеленном темно-коричневым ковром. Сколько времени уже болтает фюрер?! Два, три часа?.. Розенберг отыскал глазами большие бронзовые часы, вделанные в высокий книжный шкаф из мореного дуба. Перед ним раньше стояла маленькая статуэтка Ницше, а теперь вместо нее поставили бронзовый бюст фюрера, закрывавший весь циферблат. Со шкафа, поблескивая золотыми ножнами, торчала сабля, принадлежавшая раньше бывшему генералу Красной Армии Власову. В знак верности рейху предатель преподнес ее фюреру. Правда, «чести» собственноручно вручить Гитлеру свое холодное оружие Власов не удостоился. За него это сделали генералы вермахта.
Фюрер, в душе презиравший Иуду, вовсе не дорожил его «подарком», но фашистскому главарю все же льстило, что сабля с золотым эфесом, инкрустированная драгоценными каменьями из недр земли русской, сработанная к тому же российскими мастеровыми из уральской стали, украшала его стол. И Гитлер обычно забавлялся ею как игрушкой, а сейчас она очутилась на шкафу, видно, второпях заброшенная туда адъютантом перед самым совещанием.
Давненько рейхсминистр не бывал на приеме у фюрера. За это время во всей рейхсканцелярии и в самом кабинете Гитлера в связи с участившимися налетами на Берлин авиации союзников изменили систему освещения, переставили мебель. Свет теперь падал откуда-то сбоку, левее книжного шкафа, и когда фюрер прохаживался по кабинету, его тень падала на противоположную стену и металась большой хищной птицей, схожей с той, что вписана в свастику, водруженную над головой рейхсканцлера. Матовый отсвет ложился на всех, кто находился в кабинете, искажая здоровый цвет их лиц, и если бы они не двигались, не говорили, то их можно было принять за мертвецов...
И хотя рейхсканцелярия была переоборудована, Розенберг узнавал те же массивные столы, диваны, кресла, обитые светло-коричневой кожей, тот же гигантский глобус, стоявший перед большущей картой Советского Союза на всю стену. Не заметил он лишь посмертной маски Наполеона, неизменно висевшей за креслом фюрера. Она куда-то исчезла. Зато по-прежнему на месте, высунув из-под стола свирепую морду, у самых ног фюрера лежала громадная овчарка.