Легион обреченных

Человечек по-прежнему просматривал журнал. Ашир мельком глянул на обложку. Немец чуть отодвинулся, еще быстрее зашелестел страницами. «Не нервничай, служивый, — усмехнулся про себя Ашир, — мое положение похуже твоего, а я вот буду развлекаться целый день. Кстати, на пару, и Фюрст останется доволен тобой: я буду вести себя как паинька...»

— Битте шён, — вежливо обратился он к соседу, рассчитывая на его общительность. — Вам знакомо такое выражение — убить время? Специфически русское. Оно должно казаться вам, немцам, просто диким, непонятным...

— Да-да, действительно так, конечно, — смешался тот от неожиданности, но тут же осклабился: — Весьма оригинальное убийство...

— Вот этим я и хочу заняться, поскольку у меня уйма времени. Хотите стать соучастником преступления?

Немец засмеялся, в притворном ужасе замахал руками.

— Что ж, придется пойти на мокрое дело в одиночку. — Таганов почтительно улыбнулся, встал. — Где тут у вас кино?

Обходя краснокирпичную кирху, Таганов видел, что немец продолжал листать изрядно потрепанный журнальчик. «Бережливый шпик, — подумал Ашир, — лишний пфенниг не потратит, прошлогодним журналом пользуется».

Небольшой кинозал в эти утренние часы был почти пуст. В полумраке Ашир нашел незанятое, крайнее в ряду кресло.

Показывали немецкую хронику «Вохеншау» — еженедельное обозрение. Диктор с восторгом вещал: русские выбиваются из последних сил, Красная Армия в агонии, силы «третьего рейха» неисчислимы!

Потом начался фильм. Герои его — ариец в форме эсэсовца и «злой славянин», покушающийся на честь порядочной немки. Вот «злодей» падает на колени перед пышнотелой красавицей, но она отвергает его, тогда он заламывает ей руки за спину. Но тут на помощь немке приходит спаситель со знаками отличия оберштурмбаннфюрера...

По белесой вспышке на экране Таганов догадался, что открылась и закрылась дверь, кто-то вошел в зал. «А вот и мой пришел, — подумал Ашир. — Чай, маялся у кассы, бедняга, лишний расход все-таки».

До Ашира донеслись приглушенные голоса у входа. Билетер, светя фонариком, провел опоздавшего к пустым креслам, усадил позади Таганова. «Начинающий, что ли? Нельзя же так откровенно, нагло... Да не сбегу я, дурачок! Не бойся!» Ашир едва удержался от желания оглянуться и сказать что-нибудь дерзкое.

Таганов почувствовал чужое дыхание на затылке, брезгливо поморщился, собрался осадить-таки незадачливого шпика, как услышал:

— Вам привет от Мамеда!

Пароль! Долгожданный пароль! Ашир сжался в комок, сердце словно остановилось на миг и тут же бешено заколотилось. Не оборачиваясь, он как можно спокойнее и тише ответил:

— Говорят, он умер.

— Нет, его укусил скорпион, но он остался жив... Здравствуй, Ашир, салам, мой мальчик! — горячо зашептал невидимый друг. — Я — Дядюшка. Через час жду в парке. Вторая аллея слева от входа, беседка за рекламным щитом. Я ухожу сейчас, ты остаешься до конца сеанса.

Где он слышал этот голос? Таганов вспомнил о шпике, обернулся, чтобы предупредить — поздно: того, кто назвал себя Дядюшкой, уже не было на месте. Как быть? Как дать знать, что за ним следят? Беспокойство горячей волной захлестнуло грудь и спазмом подступило к горлу. Неужели шпик засечет его встречу со связником, которого он так долго ждал? Но этого Ашир, конечно, не допустит. Умрет, но не допустит!..

Экран зажегся тусклой лампочкой, десятка три зрителей потянулись к выходу. Яркий свет полудня ослепил Ашира. Он огляделся — «его» немец сидел, притаившись, на скамейке неподалеку, журнал лежал на коленях. Завидев Таганова, шпик глянул на часы, зажал журнал под мышку.

Окинув взглядом площадку перед кинотеатром, Ашир увидел еще одну скамейку — напротив серого человечка, метрах в пятидесяти от него. На ней сидел чуть обрюзгший немец в новеньком офицерском мундире без погон, пустой левый рукав был заправлен в карман. Ашир направился к нему, проходя мимо, чуть кивнул — с расчетом, что это заметит шпик. Дойдя до поворота аллеи, повернул назад.

Безрукий не обратил внимания на кивок Ашира, сидел с каким-то отрешенным видом. Таганов снова прошелся и, вернувшись, опустился на край скамейки, на которой сидел инвалид.

Со стороны казалось, что Ашир хочет незаметно вступить в контакт с безруким, но делает это неумело, непрофессионально. И по тому, как заволновался шпик — бросил в невысокую каменную вазу для мусора недоеденное мороженое и вновь залистал журнальчик, Таганов понял, что тот клюнул на его приманку. Тогда Ашир, бросая косые взгляды по сторонам, вежливо поинтересовался у соседа, кивнув на пустой рукав:

— Восточный фронт... Россия?

— О нет, герр. Западный. Франция. Маки проклятые...

— Вам-то от того не легче. Война, война... — Таганов вздохнул сочувственно, не прощаясь, поднялся с места и зашагал по аллее.

Поворачивая на другую аллею, он заметил, как к серому человечку подошел какой-то субъект в полувоенной форме, сел с ним рядом, видно решив вести наблюдение за безруким, а человечек заспешил следом за Аширом. «Да их, оказывается, двое! Но почему они так грубо работают? Видать, новички. Им бы лишь деньгу из Фюрста выколотить».