Засаженное овощами поле подходило под самую черту леса. Толстые стебли стелились по земле; среди крупных, шершавых на ощупь листьев желтели нераспустившиеся цветки. Еще подъезжая к деревне, насчитывающей навскидку полсотни бревенчатых домов, Райз обратил внимание, что на близлежащих полях нет ни одного человека. Он даже начал предполагать что-то недоброе, но доносящиеся с ветром обрывки песен и звон стекла означали пиршество, а не беду. С чего бы это? По календарю никаких праздников в Афракском Союзе сегодня не было.
В последние дни Райз не только занимался изучением энергии духа, но и успел посидеть за парой книжек: справочником по географии, совсем новым, еще пахнущим типографской краской, и летописью, которая выглядела куда старше, чем события, что в ней описывались.
Поместье Фелиса находилось на территории Коуфладских земель, входящих в состав Афракского Союза — государства-гиганта, разросшегося почти что на весь континент — один из четырех, разделенных мелкими морями и узкими проливами.
Афракский Союз был основан спустя сотню лет после победы над Ордой парой десятков феодалов, и с того дня, как факт его существования закрепили размашистым текстом на бумаге, не участвовал ни в одной войне — ни большой, ни маленькой. Но это нисколько не мешало ему присоединять к себе все больше земель: торговыми договорами или же «семейной» дипломатией. Так что спустя тринадцать веков на континенте остался только территориальный гигант-переросток и десяток мелких государств вдоль побережья, продолжающих цепляться за свою независимость. Благодаря наличию выхода к морю, которого не оказалось у менее везучих земель, они могли позволить себе худо-бедно выдерживать торговую блокаду Союза, вознамерившегося однажды взять под свой контроль весь континент. А пока что в его состав входило четырнадцать земель.
Коуфладские территории со своими плодородными полями носили гордое звание житницы всего Союза. Железные дороги изрешетили равнины и прорезали густые леса, по полноводным рекам одна за другой тянулись баржи. В этих краях у людей не было причин для роптания, разве что чрезмерно высокие налоги, которые не стеснялся устанавливать наместник Коуфлада. Но даже отдав государству все, что оно требовало, у людей оставалось достаточно, чтобы жить лучше, чем большинство соседей.
Или же так говорилось в книгах, а, как известно, бумага врала не хуже базарных теток.
Райз не назвал бы представшую перед ним деревню зажиточной: обычные бревенчатые избы, единственным украшением которых были расписные ставни, да и те уже не первый год просили свежей краски. Изгородью домам служил низенький плетень, местами накренившийся под тяжестью плюща.
К аромату земли и зелени примешался запах навоза и домашней живности, чей клекот и фырканье доносились со дворов по обе стороны дороги. Вдыхая дух деревни полной грудью, Райз разглядывал сохнущие под солнцем простыни и разбросанные в пятнах желтого песка деревянные игрушки; выставленные в ряд жестяные ведра с зерном и плетеные коврики, что лежали на крыльце каждого второго дома. Все же под синим небом и желтым солнцем мир выглядел необычайно ярко и резко — особенно резко для того, кто привык видеть его в мягком полумраке подземелий.
Шум и гам праздника звучал все отчетливее. Сквозь музыку, излишне скрипучую, как на вкус Райза, доносились хмельные разговоры и гогот.
Когда за домом, неуклюже взгромоздившимся на высокий фундамент и нацепившим на крышу золоченый конек, проступили персиковые облака энергии духа, Райз ускорил шаг и вскоре свернул на короткую улицу, что вела на главную площадь, где собралась вся деревня.
Праздник был в самом разгаре. На расставленных по периметру площади столах теснились тарелки — с уже ополовиненным содержимым — и полные до краев кружки; люди сидели плечом к плечу на узких лавках, а псы носились из стороны в сторону, каждый надеясь схватить брошенную кость вперед остальных.
Сельчане болтали и смеялись, кто-то притопывал в такт музыке, а кто-то и вовсе пустился в пляс, поднимая клубы пыли. Трое разодетых в пестрые костюмы парней играли на местных струнных инструментах подле стоящей в центре площади статуи. Вырезанная из дерева и вскрытая лаком она сверкала на солнце, возвышаясь над крышами ближайших домой, а ее основание было усыпано свежими цветами.
Статуя сразу показалась странной. Ее можно было бы назвать похожей на человеческую, если бы не слишком широкие плечи и грудь, и в стать им бедра при довольно узкой пояснице. Кроме того у нее отсутствовало лицо. Вернее, имелись только грубые очертания, обозначившие глазные впадины и невыразительную выпуклость на месте носа, и списать их на неумелость мастера уж никак не вышло бы: рельеф тела был выведен более, чем искусно.
— Эй, идите сюда! — один из празднующих заметил чужаков и зазывающе махнул рукой, после чего вытолкал из-за стола сидящих рядом мальчишек. — А ну ступайте, дайте место гостям.
Райз замешкался, заметив синеву, пропитавшую воздух вокруг Къярта.
— В чем дело?
— В прошлый раз именно с местного празднества все и покатилось под откос.