Легион. Психопат

«Ну вот, не хватало, чтобы не я, а он заботился бы обо мне», — подумал Киндерман, а вслух произнес: — Нет, домой мне никак нельзя. Там карп.

— Ты, кажется, сказал «карп»?

— Именно «карп», — подтвердил Киндерман.

— Ну да, я и говорю «карп».

Киндерман вплотную приблизился к Дайеру. Его* физиономия оказалась всего в дюйме от лица священника. Киндерман уставился на Дайера и, немного помолчав, начал так:

— Понимаешь, к нам в гости приехала мать моей жены. Та самая, что считает, будто я связался с дурными людьми, и вообще я напоминаю ей Аль Капоне. Она таскает дочке подарки — что-то вроде «Кибуц номер пять» — это самые изысканные и неповторимые израильские духи. Вплоть до своего оригинального названия. Да и прочую ерунду. Зовут ее Ширли. Теперь, я думаю, ты ее легко себе представишь. Ну и чудненько. Так вот, в ближайшее время она собирается приготовить нам карпа. Это очень вкусная рыба. И я нисколько не против. Но, так как считается, что эта рыбешка не вполне чистая, Ширли купила ее живой и, не долго думая, выпустила в ванну, где та отмокает вот уже третьи сутки. Мы сейчас с тобой разговариваем, а она плавает себе в моей ванне. Туда-сюда. Туда-сюда. И изгоняет из себя яды. А я ее ненавижу.

Да, вот еще что, отец Джо, вы ведь стоите вплотную ко мне, верно? И, наверное, заметили, что я несколько дней не мылся. Три дня, если быть точным. И все из- за этого карпа. Поэтому я теперь ни за что не пойду домой, пока он не заснет. Если я увижу, что он там опять плещется, я не выдержу и прикончу его.

Дайер не смог удержаться от смеха, слушая этот рассказ.

«Лучше. Уже лучше», — подумал Киндерман, а вслух произнес: — Ну, давай решай, куда мы завалимся: в «Клайд», «Скотт» или в «Могилку».

— Ну уж нет, давай лучше в ресторанчик к Билли Мартину.

— Только не надо ничего усложнять. Я уже заказал столик на двоих в «Клайде».

— Пусть будет «Клайд».

— Ты знаешь, я почему-то так и подумал, что ты выберешь именно «Клайд».

— Я и выбрал.

Они ускорили шаг, стараясь не вспоминать о той страшной ночи.

Аткинс сидел за своим столом и беспомощно хлопал ресницами. Он решил было, что не совсем понял сказанное или же сам что-то неверно сформулировал, давая задание в лабораторию. Сержант попросил еще раз повторить результаты исследований. С замирающим от волнения сердцем он вцепился в телефонную трубку. И снова услышал те же слова.

— Да, понимаю… Да, спасибо, — еле слышно пробормотал Аткинс. — Большое спасибо.

Он повесил трубку. В своем крохотном кабинетике без окон Аткинс отчетливо слышал собственное дыхание. Отодвинув настольную лампу, яркий свет которой раздражал глаза, сержант скользнул взглядом по своей руке. Ногти и кончики пальцев побелели. Аткинса охватил ужас.

— Вы не принесете мне еще немного помидоров для гамбургера? — Киндерман расчистил пространство на столе для жареного картофеля, который им только что принесла очаровательная темноволосая официантка.

— О, благодарю вас. — Она поставила тарелку на освободившееся место как раз между Киндерманом и Дайером. — Три кусочка хватит?

— Да мне и двух вполне достаточно.

— Еще кофе?

— Нет, не надо, мисс, спасибо. — Следователь взглянул на Дайера. — А тебе? Как насчет седьмой порции?

— Нет, спасибо, — отказался тот, опустив вилку рядом с тарелкой, на которой высился гигантский кусище омлета под кокосовым соусом. Дайер потянулся к пачке сигарет, лежащих здесь же, на бело-голубой скатерти.

— Сейчас я принесу вам помидоры, — пообещала официантка. И, улыбнувшись, направилась в кухню.

Киндерман посмотрел на тарелку Дайера.

— Ты не ешь, почему? Тебе что, плохо?

— Это блюдо слишком острое, — констатировал священник.

— Слишком острое? А мне показалось, что ты макал сладкое печенье в горчицу. Видимо, ты плохо себе представляешь, что такое на самом деле «острое и неудобоваримое блюдо». — Лейтенант отковырял своей вилкой небольшой кусочек омлета. Попробовав его, он отложил вилку. — Да, похоже, именно такое блюдо ты и заказал.

— Возвратимся к нашему фильму, — переменил тему Дайер, выпуская клубы голубоватого сигаретного дыма

— Он входит в десятку моих самых любимых фильмов, — заявил Киндерман. — А какие ваши любимые, святой отец? Может, назовешь хотя бы пяток?

— Мои уста скреплены обетом молчания.,

— Однако ты позволяешь себе исключения. — Киндерман посолил жареный картофель.

Дайер скромно пожал плечами:

— Пять — это слишком много. Да и чей могучий интеллект в состоянии перечислить аж пять наименований?

— Аткинса, — не задумываясь, ответил Киндерман. — Он может назвать все подряд: фильмы, бальные танцы, да что угодно. Спроси его об еретиках, и он тут же назовет тебе десяток в том порядке, в каком они ему больше нравятся. Аткинс — человек, который принимает молниеносные, может быть, даже чересчур поспешные решения. Однако это не страшно, ибо у него есть вкус, и, как правило, он не ошибается.

— Да неужели? И какие же у него любимые фильмы?

— Первые пять?

— Первые пять.

— «Касабланка».

— Ну, а остальные четыре?

— Опять же «Касабланка». Он просто с ума сходит по этой ленте.

Иезуит кивнул.