— Просто бред какой-то, — проворчал он. — Человек гоняется за змеями, как полоумный, а вместо того, чтобы поместить его в палату для буйных где-нибудь в психлечебнице, католики причисляют его к лику святых. — Он повернулся к Амфортасу. — Эти маленькие садовые змейки, они же совершенно безвредные, они даже картошку не едят. Ну разве такое поведение разумно, доктор?
— А я-то думал, что вы голодны, — заметил Амфортас.
— Неужели вы не можете оставить человеку хоть капельку достоинства? — расстроился Киндерман. — Да, конечно, это было моей очередной ложью.
В глазах доктора промелькнула лукавая усмешка.
— Вы начали говорить о боли, — напомнил он.
— Это правда. Послушайте, вы ведь знаете, что я работаю в отделе по расследованию убийств.
— Да.
— И мне часто приходится сталкиваться с болью, которая обрушивается на невинных людей, — вздохнув, признался следователь.
— А почему это вас так волнует?
— Вы религиозны, доктор?
— Я католик.
— Это хорошо, тогда вы сами должны все знать и понимать. Мои вопросы будут касаться доброты Бога, — пояснил Киндерман. — И того, каким образом погибают невинные детишки. Избавляет ли их Бог от чудовищной, невероятной боли? Как в том фильме «А вот и мистер Джордан», где ангел извлекает героя из падающего самолета как раз в тот момент, когда происходит катастрофа. Повсюду только и судачат о таких вот случаях. Возможно ли такое? Сталкиваются, к примеру, два автомобиля. В одном находятся трое детей. Они не пострадали от удара, но вот машина загорелась, дети оказались в ловушке и не могут сами выбраться из машины. Позже в газетах мы читаем, что они сгорели заживо. Это ужасно. Но что они чувствуют, доктор? Где-то я слышал, будто кожа в эти мгновения немеет. Это так?
— Вы очень странный следователь, — признался Амфортас. Сейчас он смотрел прямо в глаза Киндерма- ну
-Лейтенант пожал плечами:
— Я старею. И мне необходимо задумываться о таких вещах. Ведь хуже от этого не станет. Ну, и каков же ответ на мой вопрос?
Амфортас опустил глаза.
— Никто не знает, — тихо вымолвил он. — Мертвые ничего не могут нам рассказать. Все, что угодно, может произойти в такие минуты, — пояснил врач. — Человек может задохнуться от дыма прежде, чем до него доберется пламя. Может случиться сердечный приступ или смерть от шока. Кроме того, поток крови сразу же устремляется к жизненно важным органам в надежде как-то защитить их. Отсюда и сообщения о «немеющей коже». — Он пожал плечами. — Я не знаю. Мы можем только догадываться.
— А если все не так, как вы говорите? — засомневался следователь.
— Но ведь это только предположения и размышления, — напомнил Амфортас.
— Ну, пожалуйста, доктор, поразмышляйте еще немножко. Я весь внимание.
Подошел официант с заказом. Он хотел было поставить тарелку с супом перед Киндерманом, но лейтенант жестом указал на доктора — Нет-нет, это ему, — а когда тот начал возражать, перебил его: — Не заставляйте меня звонить вашей матушке. Здесь куча витаминов и только те продукты, которые упоминаются в Торе. Не упрямьтесь. Вы должны поесть. Эта лапша — просто кладезь полезных веществ.
Амфортас сдался, и официант поставил перед ним тарелку.
— Кстати, мистер Маккуи сейчас здесь? — поинтересовался Киндерман.
— Да, по-моему, он у себя наверху, — подтвердил официант.
— Вы бы не могли позвать его на минуточку сюда? Однако если он очень занят, то не стоит его беспокоить. Это не так уж важно.
— Хорошо, сэр. Я его позову. Как ваше имя?
— Уильям Ф. Киндерман. Он знает меня. Но если он занят, то не надо.
— Хорошо, я передам. — Официант удалился.
Амфортас смотрел на лапшу.
— От первых ощущений боли до самой смерти проходит двадцать секунд. Так вот, когда сгорают нервные окончания, они, естественно, перестают выполнять свои функции, и боль сразу же прекращается. Когда именно это происходит, мы тоже можем лишь догадываться. Однако не позднее, чем через десять секунд. Но в течение этих десяти секунд боль действительно невыносима и неописуема. Вы находитесь в полном сознании и понимаете, ЧТО происходит. Адреналин поступает в избытке.
Киндерман, уставившись себе под ноги, качал головой.
— Как же Бог допускает такое? Это еще одна тайна. — Он поднял глаза и посмотрел на доктора. — А вы никогда об этом не задумывались? Это вас не злит?
Амфортас какое-то время колебался, а потом заглянул в глаза следователю.
«Да этот человек просто горит желанием что-то рассказать мне, — подумал Киндерман. — Что за тайну схоронил он в себе?» Лейтенанту внезапно показалось, что Амфортас испытывает нечеловеческую боль, которой хочет поделиться с ним, но что-то продолжает его удерживать.