Спустя два часа мы уже сидели у костров, под защитой лагерных укреплений. Вал с частоколом, ров и сотня шагов очищенного от деревьев и кустарника пространства отделяли нас от варваров. Все были вымотаны настолько, что посты сменялись каждый час. Остальные либо спали вповалку, не снимая доспехов и не расставаясь с оружием, либо жевали сухие солдатские лепешки с салом – другие припасы погибли во время дневного перехода.
Высокий тощий легионер по кличке Жердь подкинул несколько влажных валежин в костер. Тот недовольно затрещал и выбросил нам в лица клубы едкого дыма. Потом вытащил невесть как уцелевшую баклагу с вином и пустил ее по кругу. Мы молча выпили. Мы – это Жердь, Холостяк, Кочерга и Луций – четверо уцелевших бойцов из первого десятка первой центурии. Ну и я. Весь день мы держались друг рядом с другом. Теперь вместе коротали эту ночь.
Со стороны темного леса слышались вопли и боевые песни германцев.
– Не угомонятся никак, – проворчал Жердь, играя желваками. – Нам бы пару свежих когорт, живо бы угомонили.
– Ага, видел я, как ты сегодня их угомонить пытался, – язвительно усмехнулся Холостяк, чем-то похожий на Самнита, такой же тощий и верткий.
– А что? Скажешь, плохо дрался?
– Ну конечно! Ой, Холостяк, сколько же их тут, сколько же их тут?! – передразнил Холостяк, делая испуганное лицо и озираясь, будто действительно вокруг были орды германцев.
Мы невесело рассмеялись.
– Да что ты врешь-то? Не было такого.
– Да, рассказывай. Чуть в штаны не наложил, поди…
– Смотри сам не наложи завтра.
– Прорываться будем? – плохо скрывая страх, спросил Луций, совсем молодой парень, в армии без году неделя.
– А что, хочешь здесь всю зиму просидеть?
– Нет… Просто как-то…
– Страшно, да? Откуда же вас таких берут, а? – неприязненно скривился Жердь. – Я таким, как ты, пришел. Служил у Друза. Тут еще жарче было. И ничего, не дергался раньше времени.
У него самого на левом запястье болтались три наградных браслета, а через все лицо шел уродливый шрам, из-за которого казалось, что он все время подмигивает.
– Да чего ты накинулся на парня. В такую переделку попал, что и ветерану впору поседеть. А он ничего, держится.
– Держится… За штаны.
Крики германцев стали громче. Мы напряглись. Руки сами потянулись к оружию. Лица превратились в застывшие маски.
– Неужели сунутся? – ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил обычно молчаливый Кочерга.
Но варвары, подбежав ко рву, забросали стены дротиками и камнями и тут же откатились обратно. На серьезный приступ не отважились. Мы вздохнули свободнее.
Мимо нас пронесли нескольких раненых. Мы проводили их взглядами.
– Ничего, завтра поквитаемся, – мрачно сказал Жердь. – Я сегодня четверых положил.
– Подумаешь! Я семерых себе записал.
– Вот ты врать!
– Орлом клянусь.
– Да ты и крысу убить не сможешь…
Я вздохнул. Сразу вспомнились Сцевола с Крохой. Видно, в каждом отряде найдется парочка, которая будет при малейшей возможности устраивать свару.
Подошел Бык. Сел, протянул свои лапищи к огню. Жердь молча подал ему баклагу с остатками вина. Тот так же молча взял, сделал несколько глотков, крякнул, вытер ладонью губы и вернул баклагу хозяину.
– Чего не спите? – спросил он.
– Да толку-то? Того и гляди опять полезут. Не разоспишься.
– Когда полезут, тогда и подымешься. А сейчас хорош болтать. Завтра целый день дерьмо месить будем. Мне солдаты нужны, а не дохлые мулы. Оружие в порядке?
– Щиты никуда не годятся.
– Это я и сам знаю. Дождь, будь он неладен… – центурион зло выругался. – Если и завтра будет лить, вообще драться будет нечем.
– Ничего, прорвемся как-нибудь.
– Надо не как-нибудь. Надо так дойти до Ализо, чтобы ни одного германца на сотню миль вокруг не осталось. Резать всех без жалости.