Легионер

Не то, чтобы его хоть сколько-нибудь интересовали она сама или хлипкий, болезненный мальчишка… сколько ему сейчас? Кажется, двенадцать… Но судя по тому, как разворачиваются события, самому Льюису в ближайшее время деньги вряд ли понадобятся. Возможно, не понадобятся уже никогда.

Звук двигателей небольшого, убийственно-элегантного кораблика совершенно терялся в рёве тяжелых катеров сопровождения, зависших над ним правильным ромбом. Что характерно, малыш оставался в воздухе до тех пор, пока Льюис в сопровождении капитана Паркера не вышел за периметр. И только тогда соблаговолил сесть.

По трапу стекли с десяток штурмовиков. Вслед за ними спустился человек, чья обманчиво-легкая черная шинель по соседству с бронёй охраны казалась вопиюще неспособной защитить своего владельца. Вот только броня бывает разная. В случае хозяина шинели её роль играла сплошная золотая полоса на левом плече. Полоса — и ещё взгляд прищуренных, пронзительно-чёрных глаз. Ни очков, ни респиратора не было, но создавалось впечатление, что даже висящая в воздухе пыль расступается перед этим человеком.

И Льюис прекрасно понимал пыль. Он и сам с удовольствием расступился бы, а ещё лучше — попросту исчез. Майор не был лично знаком с прибывшим, но неоднократно видел снимки. И с отдающим горечью удовлетворением подумал, что правильно, а главное — вовремя распорядился деньгами.

— Сэр, майор Льюис, командующий базой "Роузхилл"! — отчеканил он, предварительно сняв респиратор и очки, как того требовал этикет.

— Генерал Саиди, — небрежно вскинул руку пожилой мужчина. Ветер прилагал немалые усилия к тому, чтобы сбить стоящих перед проходной людей с ног, но полы шинели лишь слегка колыхались. — Давайте уйдем под крышу. Здесь… эээ… немного дует.

Показывающий дорогу Льюис мельком покосился на Паркера. Глаза "внутряка" стали абсолютно оловянными. Капитан потянулся было к кобуре, но один из штурмовиков, сошедших по трапу перед генералом, вдруг оказался совсем рядом.

— Не делай резких движений, дядя. Мне всё равно, в кого ты собрался стрелять. Хоть в себя самого, без разницы. Выстрелить ты не успеешь, прежде я сломаю тебе руку. Ты меня понял?

Кобура опустела как по волшебству. Паркер затравленно огляделся. Должно быть, катер, на котором прибыл командующий Дивизионом, внутри был больше, чем снаружи. Или же бойцов сложили штабелем под сиденьями. Во всяком случае, сейчас капитану казалось, что на серую, покрытую толстым слоем пыли, бесплодную землю вывалила целая толпа. Погоны — не младше капитанских, хотя, кажется, мелькнул-таки один лейтенант; нашивки — юридическая служба, внутренняя безопасность (много), один врач…

— Пройдемте внутрь, сэр, — тон штурмовика изменился, наполнился издевательской предупредительностью. — Как верно заметил генерал Саиди, здесь дует.

Под крышей генерала тоже встречали. Перед ним навытяжку стояли двое: лейтенант Дюпре, пререкавшаяся с Паркером… только вчера?!.. и молодцеватый капитан, ротный командир первой партии десантников, высадившихся на Гарден.

Выслушав доклад подчинённых, Саиди развернулся к Льюису и негромко, но отчетливо распорядился:

— Майор, я принимаю базу "Роузхилл" под свое командование. Мои полномочия — здесь.

Он даже не повернул головы, но сткавшийся из воздуха адъютант с серо-коричневыми полосами на лице и вертикальными зрачками золотистых глаз уже протягивал Льюису стандартный футляр с кристаллом. На футляре, как видел вытянувший шею Паркер, красовалась личная печать генерала Винкеля.

— Ваше, с позволения сказать, внутреннее расследование я прекращаю и начинаю собственное. Проводите меня в ваш кабинет и прикажите препроводить туда рядовую Дитц. Ради вашего же блага надеюсь, что с ней все в порядке. Да, и этого… как там его?.. Паркера, да?.. захватите тоже. Рурк, Дюпре, за мной.

Всего этого Лана не видела и не слышала. Разумеется, эффектное прибытие генерала Саиди она не пропустила — не мудрено, при таком-то звуковом сопровождении! Однако кто именно прилетел, она не знала, да и не стремилась. В данный момент у неё были проблемы посерьезнее.

Вода сочилась из крана над проржавевшей раковиной тоненькой струйкой, и не было никакой возможности увеличить напор. Более того, снять повязки и промыть горящие огнем запястья она тоже не могла: мешали наручники, которые защёлкнули поверх повязок по окончании допроса, да так и не сняли. Нарочно, разумеется. Ни о какой забывчивости речь не шла.

Всё-таки, быть мриной скорее хорошо, чем плохо: руки оставались за спиной ровно до тех пор, пока не стихли в коридоре шаги конвоира. Но наручники никуда не делись. Грызущая боль под повязками отдавалась в висках и суставах, пыталась скрутить позвоночник в спираль, сводила с ума. Холодная вода смягчала её, но недостаточно. Слишком мало было воды. Немного ослабить раздражение и сухость в глазах хватило — но и только.