Легионер

И когда лейтенант поймала себя на том, что, кажется, начинает жалеть Лану Дитц, она самым решительным образом приказала себе не дурить. Девчонка не заслужила жалости. Жалость для слабых. А тем сильным, которых жернова обстоятельств попытались перемолоть, да так и завязли, не справившись с задачей, полагаются сочувствие и помощь. Иногда ещё – хороший увесистый нокаут, чтобы не мешали помогать. В случае Дитц последний пункт был весьма актуален.

Сначала она самым тривиальным образом отрубилась. Ну, это-то понятно: задачу выполнила, помощи дождалась – вот сознание и сделало ручкой. Сложности начались через минуту. Ким, на свою голову почти мгновенно выдернувший девчонку из отключки, столкнулся с отчаянным сопротивлением. Она отпихивала руки медика. Выворачивалась. Требовала бросить её и спасать того парня, Кристенсена. Порывалась куда-то бежать. Мягкие увещевания врача вдребезги разбивались об идею-фикс, полностью завладевшую пациенткой.

– Дитц! – рявкнула Эрнестина, у которой пока хватало забот и без вздорной девчонки. Надо разведчиков послать, наладить освещение и связь под землей, а тут возись ещё с этой! – Сама будешь смирно лежать, или парней кликнуть?

Секунду спустя она прокляла свой язык – такая смесь ненависти и застарелой боли соткалась на измученном лице. Последняя фраза явно была построена неудачно, задев в душе сжавшейся пацанки какие-то струны, которые задевать не следовало.

И без того узкие глаза Кима превратились в брызжущие осуждением щелочки. В силу своей квалификации и положения в подразделении медик обладал определенными привилегиями. И сейчас ясно давал понять командиру взвода, что она… эээ… не очень умная женщина.

– Тихо! Тихо, я сказала! Я Кима в неизвестность не пущу, сейчас ребята там посмотрят, что к чему… посмотрят, говорю, и он пойдет, а пока с тобой разберётся. И не гляди, что он не мрин, мы в Дивизионе не по происхождению делимся, а по способностям. Ну, вот и умничка. Ким, работай.

В сущности, после отдачи необходимых приказов Эрнестина была полностью свободна. Мальчики и девочки всё сделают и без неё. А пока можно помочь врачу. К примеру, поить его пациентку, обезвоживание налицо безо всяких диагнозов.

– Подвесы… – прокаркала Дитц, отрываясь от поднесенной к губам фляги. – У вас есть подвесы… там пандус длинный, спускаться долго… надо прыгать… на шесть… потом лево два… потом пять… внизу всё заставлено, а так сразу на месте…

Предельно четкая инструкция весьма заинтересовала лейтенанта Дюпре.

– Имеешь опыт?

– Я прыгала в Либертании… и на крыле летала, на Маунт-Кост.

– Ого! – вполне искренне восхитилась Эрнестина, снова приближая флягу. – Высоко забиралась?

– До Кривого Носа, – последовал ответ после нескольких глотков.

Командир десантников мысленно поежилась. Маунт-Кост с её ветрами и так-то полный экстрим, а уж Кривой Нос… нет, сейчас Эрни Дюпре на хорошем (желательно – десантном) крыле прыгнула бы оттуда без проблем, хотя и без удовольствия, но эта…

– И не страшно тебе было?

– Мэм, – кажется, эта гримаса означала усмешку. Хрипа в голосе, однако, поубавилось, – мне было восемь. Выросла в тридцати милях от Лазарева. На ферме. И вдруг полетела, как птица! Представляете, как это было круто?!

Ну да, в восемь – пожалуй. Когда ты подросток из фермерской глуши, всё что круто – то не страшно. Подростки вообще бессмертны, если кто не в курсе. Вот ведь… кто ж тебя, сумасшедшую, в восемь лет пустил на Маунт-Кост, да ещё и с крылом?

Лейтенант отвлеклась от размышлений, по знаку Кима придала Дитц сидячее положение и не без удовольствия вслушалась в то, что негромко бубнит врач. Экспрессивная тирада состояла в основном из глаголов, причастий и местоимений. Существительное он употребил только одно – «пассатижи». И это было хорошо. В действительно скверных случаях Ким работал молча, не отвлекаясь на брань.

– Ну, вот и всё, – три минуты спустя проворчал медик, прерывая ставший уже совсем мирным разговор. – Сейчас я тебе еще капельницу налажу, и хватит пока. Остальное в стационаре. Ты в курсе, кстати, что у тебя треснуло два ребра?

– Два? Я думала, одно…

– Ты, по-моему, вообще не думала. Мэм, братва говорит – внизу всё в норме, там только мужик на чем-то вроде носилок. Живой, живой, лежи ты спокойно! Так что я пошел, гидравлику они успели вскрыть и люк откатили полностью.

Дюпре уже получила сходную информацию, вероятно, более полную и четкую, чем медик. Но и более сухую, несомненно. Интересно, что Скунс сказал Киму? Ладно, сейчас гораздо интереснее, что скажет Дитц. Детальный допрос будет позже, и пусть этим капитан занимается, а мы пока просто поговорим.

Кстати, по какому поводу такая удовлетворенная мордочка? А, разумеется: хлопок направляющего патрона, шесть секунд, хлопок, две секунды, хлопок, пять секунд, взвизг свободного спуска… ну молодец, молодец, всё правильно сказала!

– Слушай, а чего ты Кристенсена в темноте оставила? Я-то думала, фонарь у него, так Скунс говорит – нет там никакого фонаря… и у тебя нет.

– Сдох фонарь, – устало пробормотала Дитц. – Я его бросила где-то по дороге, волокуша и так тяжелая была.