— Смерть врагам! Смерть Римской республики! — отсалютовал Тигран.
Под покровом ночи, мы выбежали из каупоны. Темнота стояла такая, что выколи глаз. Я обратил внимание, как выбегая на улицу, некоторые гладиаторы закидывают головы и страстно втягивают свежий воздух. Готов поклясться, свобода пахла одурманивающе и запросто могла свести с ума. А еще, прохладный ночной воздух действовал отрезвляюще. Тем лучше. Многие восставшие перебрали с вином, а алкоголь нам сейчас плохой союзник. И чем быстрее протрезвеет народ, тем меньшей опасности будет подвергнуто наше дело.
— Каупону надо поджечь, — я начал показывать пример остальным, хватая стоги сена из стойла для лошадей. — Хорошо обкладываем, чтобы все здание сгорело к чертовой бабушке!
Про чертову бабушку — вырвалось впопыхах. Но никто не стал уточнять кто это такая, видимо мужики подумали что черт — это мой какой-нибудь знакомый. Гладиаторы бросились выполнять поручения и таскать стоги сена, которыми обкладывали каупону по периметру. Я же переключился на другие задачи, не менее важные.
На стенах домов на другой стороне улицы, которая не должна будет пострадать от пожара, я приметил места для частных объявлений-граффити. Так называемые альбумы, покрытые белой известью и разделенные на равные прямоугольники, в каждый из которых углем и краской вписывался текст объявления.
«Продается молодой раб. Прекрасно слышит и видит, в пище воздержан и неприхотлив, честен и поведения покорного», — прочитал я одно из них.
Впечатление было такое, что речь в объявлении о домашнем питомца. Замени слово «раб» на ' на пёс, хомяк или крыска' и логика объявления от этого не поменяется. К рабам здесь относились, как какой-то утвари. и я до сих пор не мог к этому привыкнуть.
Здесь же на стене были указаны расценки за нанесение таких информационных объявлений: угольные граффити стоили на порядок меньше, чем выполненные краской. Впрочем, я и не собирался платить. Подбежав к альбуму, я обнаружил там молодого раба, которого события застали за нанесением надписи углем. Он тряся, как кленовый лист, а под и его ногами стояла все, что мне было нужно — краска, угли и известковый раствор.
— Хочешь жить? — просипел я без всякого вступления.
Тот отрывисто закивал. Мальчишка был перепуган настолько что наверняка был готов сделать все, чтобы я не попросил. Жизнь всё-таки такая интересная штука, ценность которой проявляется лишь тогда, когда она может оборваться.
— Тогда присоединяйся к нашему восстанию! — сказал я.
Я велел робкому пареньку замазывать известью уже нанесённые объявления. Тот только покивал и бросился выполнять поручение. Пока он справлялся с поставленной задачей я взглянул на стены соседних домов. На одном из них обнаружил надпись:
«Запрещается наносить надписи здесь. Горе тому, чье имя будет упомянуто здесь. Да не будет ему ни в чем удачи».
Суевериям в Риме отводилось заметное место и к подобным предупреждением народ относился крайне серьезно. Подчас в суеверия верили куда больше, чем в самих богов. Поэтому моё распоряжение, чтобы следом была закрашено и эта стена, паренек воспринял с опаской.
— Но ведь у того, кто это сделает, не будет удачи… — озадаченно прошептал он.
Я видел как бледнеет его лицо, превращаясь в подобие застиранной простыни. Пришлось объяснять что удача дама крайне капризная, и если он прямо сейчас не выполнит того, что я говорю, то один из очень добрых дядей, вооруженных клинком, перережет несчастному глотку.
— Про удачу мы у них спрашивать не будем! — я расплылся в улыбке.
Других доводов не потребовалось, озвученный оказался веским. Закончив с первой стеной, парень с усердием принялся за вторую. Пока восставшие обкладывали каупону сеном, чтобы как следует полыхнуло, паренек успел нанести на стенах крупные надписи лозунга нашего восстания. Последний я придумал на ходу, вспомнив бессмертные заветы Ленина. Кто знал, что они будут актуальны за две тысячи лет до Октябрьской революции.
— Пролетарии объединяйтесь! Свергнем господ! — диктовал я пареньку, усердно выводившему слова на стенах
— Все готово, — доложил один из гладиаторов, и увидев надписи изогнул от удивления брови. — Вот это я понимаю! Как с языка снято!
Приготовление по поджогу купоны были закончены. Стогов сена вполне хватило для того, чтобы хорошенечко обложить заведение со всех сторон. Дело оставалось за малым — бросить спичку и город заполыхает. Спички правда ещё не были изобретены, поэтому одному из восставших пришлось возвращаться внутрь зала за факелом.
— Поджигай! — распорядился я.