Моей задачей было донести до этих солдат, чьи виски украшены сединой, что костяк восстания — такие же легионеры, но попавшие в рабство. Что они, точно также когда-то выбрали не ту сторону в кровопролитной гражданское войне. Они проиграли. Вот только выигрышСуллы мало что изменил. Я терпеливо объяснял, что после стольких лет службы легионеры получили только подорванное здоровье и клочки земли черт знает где. И каждый из них вынужден влачить на этой земле жалкое существование, но должен по первому щелчку вновь взять меч и встать в строй. Пока обнаглевшие толстосумы растрачивают награбленное, отобранное у таких же римлян.
Я медленно переводил взгляд с одного на другого пленного, пытаясь уловить отклик на сказанное.
— Они уверены, что вы со слезами счастья на глазах сдохните за них, как верные псы! — продолжал я, — Вспомните, что они вам обещали! Они клялись, что, когда война закончится каждый из вас получит гору серебра. Но что теперь? А теперь вы имеете даже не жизнь, а существование. Вы не можете обеспечить будущее ни себе, ни своим детям и внукам. Вас обманули! Использовали и выкинули на помойку. Так скажите мне, за это вы боролись?
Ответом была удручающая тишина. слова, сказанные мной, были очевидны. Но видя систему безжалостного разделения на рабов и господ, эти ветераны никогда об этом не задумывались. Они считали себя господами, но теперь, когда я показал, что их жизнь ничем не отличается от жизни рабов, они задумались. Задумались крепко. И по их лицам я видел, что к суровым солдатам приходит осознание.
— Наше восстание нацелено на то, чтобы на месте старого мира, погрязшего во лжи и несправедливости, родился новый здоровый мир. Там каждому будет воздано по заслугам, там никто не будет смотреть на твое происхождение… Там каждый будет равный другому, — чеканил я, — И я призываю вас перейти на нашу сторону. Призываю стать с нами в один ряд, чтобы свергнуть зажравшихся господ. Ну или умрите, как те самые прикормленные псы…
Эффект, произведенный моей речью, был ошеломительный. Я попросил желающих присоединиться к восстанию, поднять руку. Руки потянули не десятки, сотни присутствующих.
— Ты рискуешь, они могут в любой момент повернуть свои мечи против нас, — высказал свое мнение Тигран после моего приказа развязать этих людей и вооружить.
Я медленно покачал головой и объяснил гладиатору свое виденье, — Выбрав нашу сторону, они отрезали себе дорогу назад. Теперь там их ждёт только казнь.
Тигран задумался, но ничего не ответил.
Одним махом я получал дополнительно полторы когорты из числа опытных ветеранов. Остальных следовало… уничтожить. Другого выхода у меня не было. Теперь мне предстояло кормить полторы когорты человек, и лишние рты были тяжелейшим балластом. Да и выкупа за обычных солдат мне никто не даст. Другое дело пленные. В живых я оставил Арфа и его центурионов, а также градоначальника.
— Казнить, — так прозвучал мой приказ, когда стало окончательно понятно, кто из пленников не захотел перейти на нашу сторону и дать наспех составленную присягу.
Желваки на скулах Суллы ходили ходуном. Он был разгневан поступавшими с Сицилии вестями. Расстроен настолько, что велел на месте убить человека, донесшего неприятные новости. Для этого было достаточно одного короткого кивка и несчастного докладчика вынесли из покоев Счастливого диктатора.
Произошло очередное восстание невольников, а главное, где — на Сицилии, в одном из самых неспокойных мест во всей римской республике. Но бог с ним с восстанием, Сицилия действительно была крайне неспокойным регионом. Восстания там случались не впервой, крупные тоже. Куда важнее было то, что в впервые за всю Римскую историю к рабам присоединились граждане Рима. И не просто граждане, а его, Суллы, ветераны! Вот это уже пахло жареным…
Сула утопил лицо ладонях, лихорадочно размышляя над тем, что делать дальше. Счастливый диктатор не был бы с собой, если бы не смотрел на ситуацию стратегически и не видел последствия мятежа. Нет, Луций Корнелий хорошо понимал, к чему все это может привести. За восстанием, наверняка, стояли Марийцы, которые в некоторых провинциях еще держались… А ещё у Счастливого была хорошо развита интуиция, и что-то подсказывало, что для подавления восстания необходимо принимать самые решительные меры.
Свое решение Сулла озвучил незамедлительно. Прямо на совещании, которое собрал тут же.
— Я хочу, чтобы на Сицилию отправился ты, мой дорогой друг Помпей, — сказал Луций Корнелий, глядя ГнеюПомпею в глаза.
— Но Счастливый, я не могу оставить… — попытался возразить Помпей, отнюдь не желавший покидать Италию, куда только недавно вернулся.
Однако, Сулла был не преклонен.
Поспорить с Луцием Корнелием не мог даже человек такой величины, как Помпей. Хотя он был возмущен приказом до крайности.
— Счастливый выжил из ума, — бросил Гней себе под нос, когда покидал собрание.
Но никто его не услышал.
А уже через два дня корабли Помпея отплыли в Сицилию.
Как
Глава 22