Легионер. Дорога в Помпеи (СИ)

Ну вот, не зря посидели. Надо бы запомнить имя сослуживца Квинта, возможно, действительно пригодится.

Я обернулся, глянул на стол, где сидели новые гости, но их там не оказалось. Скорее всего, заглянули в каупону только лишь пропустить по чаше вина. Центурион же по пути к выходу успел обняться с несколькими людьми, выслушать благодарности за накрытую «поляну», выпил еще (чашу с вином он утащил с собой) и, наконец, исчез в дверях.

— Приятного аппетита.

На стол поставили поднос с большим куском мяса. Поросенка, наконец, приготовили и над подносом струился ароматный пар. Горячего хотелось, но к трапезе я приступать не стал. Поблагодарил хозяина, поднялся из-за стола. С секунду поколебавшись, прихватил с собой табличку центуриона, от греха подальше. Двинулся к выходу, поправив гладиус на поясе. Предчувствия были не самые хорошие. Все таки мне совсем не нравилась эта парочка, косившаяся на наш с Дорабелой стол.

Выйдя из каупоны, я вдохнул полной грудью свежий ночной воздух. Огляделся. Центуриона нигде не было. Но недалеко от выхода я едва не споткнулся о чашу с вином, что валялась на земле… а потом со стороны стойла услышал ржание и шум.

Понятно.

Интуиция меня не подвела. В стойле происходило что-то нехорошее. Очень надеюсь, что это шумит Дорабела, который попросту перепил и заблудился.

Я выхватил гладиус и двинулся туда. Нехорошее предчувствие нарастало, как снежный ком.

— Квинт! — позвал я.

Центурион не ответил, я ускорил шаг. И в этот момент из-за угла на землю как подкошенный рухнул центурион. Мелькнула мысль, что вино, наконец, его догнало. Но один взгляд давал ясный ответ — у Дорабелы была перерезана глотка…

— Ничего… — послышался грубый мужской голос.

Прыжок.

Я оказался в стойле. Там стояли двое — те самые гости, пившие за счет Дорабелы. Говоривший осекся, с секунду мы в лунном свете смотрели друг другу в глаза, и я хорошо запомнил примету одного из них — заячью губу. Под их ногами рассыпалось серебро Квинта. Серебро их не интересовало, им нужно было что-то другое. Собственно, я сразу понял, что.

— Пшел отсюда, — зашипел при виде меня один из них, стискивая окровавленный гладиус.

Слова были сказаны лишь для того, чтобы скрыть атаку второго. В свете звезд блеснуло лезвие кинжала. Удар был нанесен по кратчайшей траектории, тычком, убийца метил в горло.

Я поставил блок, зашагнул за переднюю ногу убийцы, одновременно перехватывая запястье. Короткий удар в область солнечного сплетения и болевой на руку.

— А-а! — заорал убийца, роняя кинжал.

Второй не зевал, попытался лупануть меня с замахом со спины.

Вышло скверно, удар пришелся в руку товарища и рассек тому мышцу. Вскрик превратился в хрюканье. Я выбросил боковой удар ногой, метя второму нападавшему в корпус. Его отбросило на коня. Первый нападавший попытался извернуться, но я жестко выбросил колено ему прямо в висок. Это заняло доли секунды, но их хватило второму нападавшему. Он вскочил на коня и сходу перешел в галоп.

Я остался стоять в стойле, понимая, что этого мерзавца не догнать. Ничего, второй, как придет в себя, все обязательно расскажет. Но за моей спиной послышался короткий оборвавшийся вскрик — мерзавец вогнал в себя кинжал.

Я взглянул на оставшуюся у меня табличку, дающую право на участок в Помпеях. Искали-то они вот эту штуку. Скорее всего, пришла не договорившаяся сторона, решившая свести счеты и сорвать сделку.

Я подошел к телу центуриона, проверил пульс — нет, Квинт был мертв. И табличка ему уже была без надобности. После короткой схватки моя одежда выпачкалась в крови. Идти в таком виде дальше не было никакой возможности. Возвращаться в каупону при наличии в стойле двух остывающих тел — тоже.

— Прости, воин.

Я склонился над телом Дорабелы, а через несколько минут был уже облачен в одежду центуриона. Плохая примета — менять образы каждый день, но другого выхода я не видел. Поправив балтеус, я закинул тело центуриона на спину Боливара. Следовало скорее убираться отсюда.

Глава 6

Ночь выдалась тяжелой и бессонной. Холодный расчет подсказывал бросить тело Дорабелы в ближайшем пролеске, но я счел, что у меня достаточно времени, чтобы по-человечески похоронить центуриона. Свернул с дороги в небольшой пролесок, чтобы там найти место для погребения.

В Риме поздней республики практиковали кремацию, но возможности возводить погребальный костер у меня не было.

Место для могилы нашлось между двумя деревьями. Я спешился, оставил Боливара на выпас, а сам занялся рытьем могилы. Яма вышла неглубокая, отняла много сил, но Дорабела заслуживал хотя бы того, чтобы до его тела не добрались звери. Будет правильным почтить память человека, чьим именем я собирался называться в ближайшее время. Это то малое, чем я мог Квинта отблагодарить — например, за то, что он не побрезговал говорить с вольноотпущенником, как сделали бы многие на его месте.

Зарыв тело, я трижды перекрестился и вместо креста вонзил в землю гладиус центуриона.

После сел на Боливара и погладил животное по гриве.

— Ну что, поехали, братец. Нас с тобой ждёт новая жизнь.