Читаем Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе полностью

Пелотон завершился. Из тридцати восьми человек, прибывших для обучения, до выпуска дошел двадцать один. Я с удовольствием наблюдал за тем, как они маршируют на плацу и получают свои нашивки, и гордился ими. Первым был Форштедт, за ним шли Фишер и Шакт. Все они достойно прошли нелегкий путь, который и я недавно проделал, и не вызывают у меня ничего, кроме уважения. В своем ответном слове они выразили благодарность мне и Лоридону и подарили нам по серебряному ножу для разрезания бумаги. Буду хранить его как зеницу ока. Затем они погрузились на машины, с радостными воплями выехали за ворота Лендлесса и еще долго махали нам руками. Я знаю, что они чувствовали в этот момент.

Вечером мы с Лоридоном устроили ужин с коньяком и от души наговорились о пелотоне — и о нынешнем выпуске, и о моем, предыдущем. Когда я возвращался через строевой плац в казарму, у меня перед глазами возникали тени всех моих товарищей. Казалось, ночной ветер доносит эхо их голосов, и впервые мне стало грустно, что скоро все кончится: мой срок истекает, я возвращаюсь домой.

31 декабря 1964 г.

Наступает новый год, а для меня вместе с ним — новая жизнь. Рождество не оставило у меня никаких воспоминаний. Рота стала мне чужой. Я провел в ней так мало времени за последние два года, с тех пор как начались мои стрелковые похождения со стариной Лафоном, что у меня не осталось здесь друзей. Старые разъехались, а молодежь смотрит на меня как на чужака, каковым я, собственно, и являюсь. Но в их взглядах я вижу и уважение — легионеры всегда относятся с уважением к «старикам», а я честно отслужил свой срок. Они же пока в самом начале пути и скоро поймут, насколько он длинен.

Я вылетаю во Францию 4 января. Теперь, когда день отъезда известен, я испытываю некоторый страх перед будущим. Период, связанный с легионом, практически завершился, начинается новый, куда более длинный, а я не чувствую себя готовым к нему. С другой стороны, к легиону я тоже не был подготовлен, и это не помешало мне справиться со всеми трудностями и дойти до конца. Так что опыт, накопленный здесь, возможно, поможет мне справиться с тем, что меня ожидает, хотя этот опыт и не зафиксирован в каких-либо конкретных удостоверениях. 1965 год — это шаг в неизвестное и уже поэтому не может не вызывать интерес.

1965

4 января 1965 г.

Утром я покинул Алжир на военном самолете. Еще недавно я добавил бы: «чтобы никогда сюда не возвращаться», но теперь я надеюсь, что когда-нибудь побываю здесь. В данный момент обстановка тут довольно безрадостная, новоприобретенная свобода пока еще не принесла людям счастья. В политике страна круто повернула влево, власть применяет авторитарные меры, пытаясь подчинить население строгому порядку. Но горы и вся дикая природа Алжира сохраняют свою красоту, природа развивается свободно на бескрайних пространствах, где царит тишина. Ради нее мне и хотелось бы вернуться сюда, пройти каким-нибудь из исхоженных путей, но уже совсем по-иному.

Вчера вечером мои старые друзья устроили мне отвальную. Я попрощался с Даниэлем Виньягой, и на этот раз он мне напомнил о встрече у «Писающего мальчика». Были старина Зиги Вайс, Кенни и Боб Уилсон — все в отличной форме. Я был очень рад встретиться с ними — в последние месяцы мы виделись нечасто. Они подарили мне на память замечательные наручные часы. Был и Педро Родригес, которого недавно выгнали из сержантской школы за то, что он слишком часто демонстрировал свой неукротимый нрав и в конце концов огрел кого-то по голове горячим утюгом. Его разжаловали в рядовые, но его это, похоже, не очень огорчает. Я, наверное, никогда не забуду, как Педро запустил винтовкой в Шмидта и как он съел бутылку из-под «Джонни Уокера». Заглянули к нам также Шнайдер и несколько парней из моего второго пелотона. Я провозгласил тост за Лоридона. Надеюсь, что встречусь с ним когда-нибудь. А сегодня утром я зашел попрощаться с полковником. Не могу, конечно, сказать, что мы с ним закадычные друзья, но я его уважаю. Он подарил мне альбом фотографий, в котором сделал следующую надпись:

Au Caporal-chef Murray, pour lui dire ma joie de I'avoir connu, ma gratitude pour ce qu'il a fait au regiment et la place qu'il a tenue, mes voeux pour son avenir et mon espoir de lui rencontrer a nouveau plus tard.

Cailloud[97]

Пожалуй, это было чуть ли не самое лучшее из всего, что мне когда-либо говорили.

Два часа спустя я был уже в воздухе, и Алжир стал для меня прошлым. Я четко осознал это, когда африканский берег скрылся за горизонтом, и почувствовал странную печаль.

24 января 1965 г.

Умер Черчилль. Рушатся последние устои империи. Я весь день слушал радио. Трудно было проводить его с большим почетом, чем это сделали французы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное