Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе

Операция продолжается. Мы на марше уже пятые сутки. Сегодня это было нечто особенное, я уже думал, что упаду. Теобальд предложил понести мой вещмешок, и это сразу придало мне сил. Что за чудесный парень — дьявольски выносливый, маленький, нечесаный — прямо шетлендский пони. По пути нам часто попадаются арабские мехты. Считается, что мы имеем право поживиться на этих фермах скотом и птицей, — правило, конечно, негласное, но офицеры смотрят на это сквозь пальцы. Бывает, что после подобного набега в вещмешке у идущего впереди что-то копошится и кудахчет. Эта добыча служит прекрасным дополнением к нашему основному обеду. Для фермеров это, естественно, досадная потеря.

После длительного фуйяжа (поиска) в долине, заключавшегося в хождении вверх и вниз по холмам, и последующего пятимильного забега мы наконец добежали до ожидавших нас грузовиков. Один их вид вызывает прилив бодрости, словно глоток холодной воды после блужданий по пустыне. Я был уверен, что еще сотню ярдов ни за что не протянул бы.

Мы вернулись в базовый лагерь, где впервые за пять дней имели возможность прилично пообедать, а также вымыться в ручье. Сняв с себя одежду, с которой не расставался пять дней и ночей — и на марше, и во время сна, — испытываешь неповторимое ощущение, словно сменил изношенную, засалившуюся кожу на новую.

Прибыла почта, а с ней письмо от Дженнифер. Удивительно, как много радости может доставить человеку клочок бумаги, преодолевший такое расстояние. Получить здесь письмо — это все равно что внезапно увидеть лондонский автобус, неожиданный проблеск цивилизации в этом забытом богом уголке земли. С письмом пришла к тому же посылка — плитка шоколада «Кэдберри». Вот уж не думал, что какая-то шоколадка может так на меня подействовать, вызвав странное сочетание полнейшего удовольствия и мучительной ностальгии. Возникает ощущение, будто снова находишься вместе с друзьями, перенесенными к тебе вместе с письмом, и тут же испытываешь прилив сокрушительного одиночества, осознав, какое расстояние и какой промежуток времени отделяют тебя от осуществления этой мечты. Я думаю о том, может ли понять Дженнифер, что значат для меня ее письма, и спрашиваю себя, не прав ли был Пелони, — может быть, время действительно разрушит тонкую нить, связывающую наши души, и отдалит нас друг от друга. Сегодня я витаю в облаках, а завтра меня будет ждать разочарование.

20 ноября 1960 г.

Все роты, за исключением нашей, заняты на операции в горах. Мы оставлены в лагере для проведения хозяйственных работ в качестве сексьон дю жур (дежурного подразделения). На мою долю выпал кухонный наряд. Полевые кухни действуют чрезвычайно оперативно и могут по первому требованию накормить тысячу человек. Это, если разобраться, нервный центр полка, управляющий его моральным духом. Служба не так утомительна, если хотя бы один день в неделю питаешься нормально, ну а уж если два, то это просто праздник. Шеф-повар — итальянец мощного сложения и примерно одинаковых размеров в ширину и в высоту. Одним ударом своей мускулистой руки он может уложить быка. В темном переулке с таким лучше не встречаться. Все ласково называют его Педро и, обращаясь к нему, улыбаются, чтобы, не дай бог, он не понял их неправильно из-за языкового барьера.

Четвертая рота вчера привела нескольких коров, и Педро забивает их одну за другой по мере надобности. Мне было очень жаль животных, которые ожидали очереди, даже не пытаясь избежать своей участи.

Познакомился с отличным парнем из 2-й роты, турком по имени Джо — так он сам себя называет. Джо жил в Лондоне и свободно говорит по-английски. Он отслужил в легионе четыре года и строит грандиозные планы, за осуществление которых примется через десять месяцев, после дембеля. Вечер мы с ним провели в фойе, где чесали языки за превосходным «Кроненбургом».

21 ноября 1960 г.

Наш базовый лагерь переносят в Медину, примерно в восьмидесяти милях к востоку от Эль-Кантары, в самое сердце горного массива Шелия. Высота там достигает 7000 футов, и находиться в таком разреженном воздухе довольно трудно. Передовой отряд послали в Медину рано утром на грузовиках для обустройства лагеря, а остальные в три часа ночи отправились пешком на операцию. Прошагав пять часов под проливным дождем, мы достигли вершины горного хребта, чтобы взяться за дело при первых проблесках солнца.

Однако горы окутал густой туман, видимость сократилась до одного ярда, и фуйяж в этих условиях был бессмыслен. Мы просидели весь день в холодном, влажном и липком тумане, ожидая приказа о выступлении и потихоньку замерзая. К ночи, так и не дождавшись приказа, мы поставили палатки.