Сегодня проводили обычную операцию. Весь день валил снег, мы шатались по горам до темноты. Шовен поскользнулся и сломал руку. Теперь отдыхает в госпитале в Батне, везунчик. Когда мы вернулись в лагерь, оказалось, что один из клапанов нашей палатки оторвался и всю ее завалило снегом. Час назад к нам заглянул Катценбергер и передал распоряжение на следующий день. Мусульмане ведут себя неспокойно, и 8 января, в день проведения референдума, ожидаются серьезные беспорядки, так что нас перебрасывают в Алжир. Отныне мы будем выступать в роли миротворцев между здешними европейцами и арабами. Это, возможно, будет небезынтересно.
Рано утром под низким нахмурившимся небом, с которого сыпал густой снег, мы покидали в грузовики кое-что из необходимого снаряжения и поехали на север. Самые большие
Весь день мы провели в открытых грузовиках на ледяном ветру, безжалостно продувавшем нас насквозь. Весь кузов машины засыпало снегом, и мы не превратились в примерзшие к сиденьям ледышки только потому, что время от времени вылезали, чтобы обмотать колеса цепями или, наоборот, снять их на участке с нормальной проходимостью. Делать это приходилось довольно часто. Хотя на мне был длинный вязаный жилет, пуловер, спортивный костюм, походное обмундирование и легкая шинель, я никогда так не замерзал, как сегодня. Вечером мы сделали остановку и, перекусив холодными сардинами, расставили наши маленькие палатки, чтобы как-то переночевать. У меня появился очень болезненный свищ, из-за которого непрерывно дергает правую половину лица, так что вряд ли мне удастся сегодня выспаться.
Никогда за всю историю человечества никто не встречал утро среди такой мерзости, в какой мы оказались сегодня. По сравнению с этим отступление Наполеона из России было легкой прогулкой по Гайд-парку в летний день.
В пять утра с черного как деготь неба полил проливной дождь. Через пятнадцать минут нас полностью затопило. Дождь шел целый час, пока мороз не превратил его в лавину града, а затем в снег. Тут же разыгралась сильнейшая метель, и все покрылось слоем снега толщиной в пять дюймов. Все это происходило в полной темноте. Ни проблеска смысла или логики в этом не было. В мире воцарился хаос. Наша палатка обрушилась, люди ползали друг по дружке в поисках выхода. Мы очутились по колено в грязи и безуспешно пытались нашарить в ней утонувшее снаряжение. Мы промерзли настолько, что наши тела и руки отказывались повиноваться, когда мы кое-как грузили на машины то, что уцелело. В темноте люди спотыкались о растяжки, одежда и одеяла исчезали в грязном месиве, а с ними и продовольствие с боеприпасами. Грязь покрывала все вокруг, она набивалась в нос, глаза, уши и рты. Вместе с имуществом люди потеряли и всякое терпение, не в силах вынести этого кошмара. А мороз не унимался, обжигая кожу и пробирая до костей; мозги одеревенели и отказывались действовать. Временами я впадал в полную прострацию, застывая на месте, пока кто-нибудь не налетал на меня в темноте или чей-нибудь голос вдруг не орал что-то над ухом, не давая упасть в снег и грязь и уснуть, свернувшись калачиком.
Наконец, слава тебе господи, над горизонтом забрезжил утренний свет, и мы смогли хотя бы что-то разглядеть. Не сказал бы, что нас порадовало то, что мы увидели. Закончив погрузку снаряжения на грузовики, мы вытолкали их по хлюпающей грязи на дорогу и в восемь часов продолжили путь на север. Все было по вчерашней программе: мы сидели, скукожившись, в кузове, вконец замерзая, и каждый час возились с колесами и цепями. Из-за свища у меня страшно болело лицо; было такое ощущение, что откуда-то изнутри нарывает правый глаз, и казалось, еще чуть-чуть, и я сойду с ума.
Вечером мы опять остановились на ночлег — даже не знаю где. Я так измучился, что мне было не до того. Ставить палатки было бессмысленно, спальные мешки превратились в мокрые, облепленные жидкой грязью тряпки, так что все просто повалились на землю, укрывшись палатками, и стали ждать утра, надеясь не подцепить воспаления легких.
На следующий день опять ехали к северу, но, не доезжая до Алжира, повернули на запад. Мне было жаль, что мы не увидим этого славного города, о котором я столько слышал, но в котором никогда не был. Проехав какое-то время по дороге вдоль побережья, мы свернули к югу и в середине дня достигли Сиди-бель-Аббеса.
Весь город высыпал встречать нас. Здешние легионеры прошествовали парадным строем под оркестр, наяривавший все свои славные марши, в то время как наши грузовики медленно ползли по улицам, запруженным народом. В проплывавшей мимо толпе мелькали знакомые лица, друзья тянулись к нам, обмениваясь рукопожатиями, но особенно приятно было узнавать старых товарищей по