Легионеры

– Я тебе больше не нужен, Борис?

– Нет, останься. – Кесарев взял со стола копии бумаг из кремлевской администрации, доставленные помощником, и прочел еще раз. В них говорилось об усилении борьбы с финансированием террористических группировок. Собственно, готовился указ президента России. Когда президент его подпишет? Борис Леонидович – главный и первый подозреваемый в финансировании чеченских бандитских формирований – предположил, что не раньше января. Обычно все важные законы и постановления вступают в силу в самом начале года.

Бизнесмен взял со стола свежий номер газеты «Русский путь». Менеджмент этого периодического издания находился в руках Кесарева, вначале сиявшего под теплыми кремлевскими звездами, затем оказавшегося в тени его стен, а потом и вовсе в опале у человека, который навсегда покинул Кремль через Боровицкие ворота. А тот, кто въехал в них, пошел дальше: для Бориса Леонидовича все российские рубежи оказались огорожены, подобно Великой Китайской стене, кремлевскими стенами.

Тогда он, нокаутирующим ударом отправленный в изгнание, выступил с критикой, назвав Россию страной, где всем правит мафия. Потом деликатно поправился – грязные преступники. Ибо к настоящей мафии они не имеют никакого отношения. Мафия – это аббревиатура старинного лозунга: «Morte Alla Francia, Italia Anela» («Смерть Франции, вздохни, Италия»), рожденного во время народного восстания на Сицилии аж в 1282 году.

И вот спустя семь веков с небольшим в особняке, принадлежащем русскому предпринимателю, снова готов был раздаться грозный клич: «Смерть Франции (которая выдает одного из пропавших российских сынов)! Умри, Россия!»

Кесарев лишь на минуту представил себя, спешно собирающегося в дорогу. Легкая суета в офисе, небольшая паника на его вилле в Сен-Дени, пригороде Парижа, слегка удивленные, но не растерянные лица помощников и в последнюю очередь – невесты.

Борис Леонидович скривился: он не любил этого слова. Элеонора, или Элеонора Давыдовна, как называла ее прислуга, не претендовала на такое определение. Слишком молода и чертовски красива, чтобы хоть сколько-нибудь ходить в невестах. Невеста, по определению Бориса Леонидовича, – нервничающая дурочка, не находящая себе места. Ее мир – это шифоньер, даже не платяной шкаф, в котором висит на плечиках свадебное платье. Висит, стареет и… надоедает.

Элеонора спросит: «Куда мы теперь?» Он мог ответить ей лишь одно: «Не знаю». А потом в Орли на глазах у сотен людей последует арест беглеца. Если ты бежишь из такой страны, как Франция, значит, автоматически доказываешь свою вину.

Вот этого не хотел Кесарев. Официальной фразы, десятка жандармов и одетых в штатское сотрудников спецслужб. И не обязательно в аэропорту, а на любом из десятков постов, что разбросаны по автодорогам, ведущим в Бельгию, Люксембург, Монако, Швейцарию, где на берегу Женевского озера он снимал уютное шале.

– Что ты решил, Борис? – спросил Христов, словно читая мысли босса. – Мой тебе совет: уезжай в Швейцарию.

– Выражайся точнее, – поправил его Кесарев. «Никуда я не побегу. Пусть арестовывают изгнанника, но не беглеца», – подумал он и снова обратился к помощнику: – И ты мне нужен здесь. Сию минуту начинай писать протесты во все инстанции. В первую очередь – в Минюст.

– Который и подпишет решение о выдаче, – закончил Виктор.

– Хочешь сказать, что тебе нечем заняться?! – вспылил босс. – Теперь у нас дел невпроворот. Хоть разорвись! Есть деликатное поручение в Москве, а ты нужен здесь, – повторился Борис Леонидович. – Впору самому ехать… в Москву! Надевать траурную повязку и заказывать билет.

Адвокат улыбнулся.

– Все, иди, – махнул рукой бизнесмен. – Мне надоела твоя веселая физиономия.

Отпустив помощника, Кесарев устроился за роскошным письменным столом XVIII века. За такими столами в старину сидели арматоры и подписывали деловые бумаги; обанкротившиеся писали предсмертные записки, доставали из ящика оружие и пускали себе пулю в сердце.

Борис Леонидович сделал телефонный звонок, поджидая свою несравненную Элеонору. Не бывшую мисс – к коронованным на конкурсах красоты девицам Кесарев относился пренебрежительно, называя их обглоданными костями – он вкладывал в эту фразу двойной смысл: и относительно параметров фигур, и, собственно, откровенного использования красоток спонсорами и членами высокого жюри.

Наверное, Кесарев поступал правильно, отсылая любимого человека, освобождаясь от него. А рядом с Норой Борис, чего греха таить, иногда посматривал бы на нее искоса, ибо в определенные моменты она могла помешать его серьезным измышлениям. Нервы, чувства раздражения и вины, ожидание новых приступов недовольства – справиться с этаким комплексом можно, но только в ущерб взаимоотношениям.

А в отношениях с Норой он придерживался определенных правил. Именно правил, ибо по жизни был игроком. Она у Бориса – третья, и он подсознательно боялся, а порой закрывал глаза, чтобы в определенный момент не заметить какого-нибудь пусть даже самого маленького грязного пятнышка. И сам боялся испачкаться, но больше всего – в очередной раз разочароваться.