Я вынимаю из ножен гладий и делаю шаг вперед. Преторианцы синхронно шагают со мной, прикрывая с двух сторон щитами. Словно я хожу в окружении маленькой личной «черепахи», тестудо. Драться они тоже за меня будут?!
Смешно.
Я расталкиваю преторианцев, чтобы видеть, что происходит.
За несколько мгновений до того, как столкнутся варварская полуголая масса с бронзовой змеей легионов, я поднимаю голову и смотрю вверх. Глубоко вдыхаю, медленно выдыхаю. Серое пасмурное небо с ледяным запахом… Запомнить на случай, если меня убьют сегодня.
— Делай, как я! — командует центурион. — Коли! Коли! Коли!
Это всего лишь проверка.
В последний момент, когда для строя наших щитов остается всего ничего, гемы вдруг замедляют шаг, в мгновение ока разворачиваются и — отступают. Бегут, как последние трусы. Пятки так и мелькают.
«Мулы» выкрикивают им вслед оскорбления и непристойности. Показывают жестами, кого видят перед собой.
Хохочут.
Я говорю:
— Это все, Тит? Как-то слабовато для знаменитых германцев.
Старший центурион щурит глаза, затем поворачивается к лесу.
— Смотрите внимательно, легат.
— Что?
И тут понимаю: они собираются снова. Разрозненные людские ручейки, там, недалеко от кромки леса, сливаются в единый поток. Никаких следов паники, ничего. Отступление? Это был маневр, хорошо подготовленный и слаженный, а не результат нашего натиска.
Я дергаю щекой. Однако.
— То есть… они нас испытывают?
— Да, легат. Пробуют на зуб, — он кивком показывает на германцев. — Сейчас опять начнется.
Мой Семнадцатый Морской Победоносный перестраивается в боевой порядок. Заминка, потому что при перестроении сцепились две когорты. Центурионы руганью и ударами наводят порядок — центурии двигаются на свое место в строю.
Пращники и лучники выходят из рядов центурий, открывают огонь. Несколько германцев падают. Раненые гемы продолжают оставаться в строю, не ломая порядка.
У нас на глазах стрела пробивает молодому германцу голое плечо. Гем обламывает древко. Истекает кровью, но стоит, не шевелясь.
Боевой дух германцев впечатляет. Молодцы.
— Это основной боевой порядок гемов, — говорит Тит. — Клин. Видите, легат, как они разбиваются на отряды? Это они встали по родам. Родичи с родичами, плечом к плечу, военный вождь впереди. Он — острие клина. Поэтому у германцев кто самый большой и крутой мужик — тот и главный.
Атакующие волны набегают на железный берег легиона — одна за другой. Вопящие и рычащие, они вгрызаются в стену наших щитов так, что летят щепки. А когда устают, разворачиваются и убегают, чтобы отдохнуть и перестроиться. Это у варваров в порядке вещей. Никакого переживания, никакой паники, просто маневр.
На смену уставшему клину спешит другой, свежий.
Бой продолжается.
Здесь бьются легионы Рима и дикие орды варваров.
— Вперед! — приказывает Эггин. И делает знак буцинатору. Тот поднимает свою «G»-образную трубу…
Резкий медный звук. От этого звука у меня сводит зубы.
Когорты дрогнули и двинулись вперед. Размеренно и спокойно. Раз-два, раз-два. Мы идем по Африке, мы по Галлии, мы идем… Холодная железная уверенность против брызгающей слюной ярости варваров.
Я стою и смотрю. Холодная золотая птица летит над моей головой, раскинув крылья. Орел легиона.
А еще выше, над ней, медленно плывет серое пасмурное небо. Клубятся облака.
Квинтилий Вар, пропретор провинции Великая Германия, сейчас был вне себя. Обычно флегматичный, спокойный, сейчас он готов был рвать и метать.
Гемы восстали. Восстали гемы!
Неблагодарные ублюдки. После всего, что он для них сделал!
Вар остановился, немея от ярости. Ударил кулаком по борту повозки. Еще раз. Резкая боль в запястье.
Пропретор зажмурился, снова открыл глаза. Судя по звукам боя, марсы продолжали атаковать боевые порядки легионов.
А тут еще проклятые заложницы.
Какие еще племена, кроме марсов, восстанут против Рима, когда заложниц у римлян больше нет?!
«Скажи мне, Вар. Что их теперь удержит?»
Отсюда, с опушки леса, было хорошо видно растянувшуюся по дороге колонну римлян. Серое и блестящее тело — змея, усталая и все же смертельно опасная. Ее тело извивается между коричневых холмов, болотных кочек, бежит вперед в окружении фиолетовых вересковых пустошей, всхлипывающих луж. Под некоторыми из таких луж — бездна. До дна еще никто не достал.
Каегорум нахмурился. Передовые отряды римлян, их сейчас уже не было видно, они где-то в голове колонны, далеко впереди — они рубят деревья, чтобы сделать гати, Римляне прут через болота и лес, они идут быстрее, чем предполагалось, они опытные и упрямые.
Друз когда-то не отступил перед ночью, дождем и болотами. Его солдаты шли практически вслепую, держась только русла реки — и им удалось победить. Друз под проливным дождем шагал вместе с легионерами. Настоящий воин.
«Они вырвались из окружения и наваляли нам так, что до сих пор вспоминается». Каегорум поморщился.
А потом был хитрый Тиберий. Он тоже побеждал.
Но теперь, когда Друза больше нет, рядом бунтуют Иллирия и Паннония, а царь маркоманов Маробод собирает и тренирует войска на римский манер, у римлян куча проблем.
Ведь ведет их далеко не Друз и не Тиберий.