Читаем Легионы просят огня полностью

Легионы просят огня

В следующее мгновение каменное лезвие входит легионеру под ребра. Глубже, глубже. Старуха страшно сильна. Виктор задирает голову и хрипло кричит. Боль такая, что он бьет ногами по дереву, к которому привязан, и пытается разорвать веревки.

Бесполезно.

Легионеры вопят. Они все ближе. Шум боя теперь — совсем рядом. Старуха скалит уцелевшие зубы. Красотка, твою мать.

— Как вы меня достали, бабы. Никакого от вас покою, — говорит Виктор. И закрывает глаза. Как я устал…

Как я…

Мир вокруг кружится и плавится черным огнем.

— Виктор! — доносится издалека.

Страшным усилием он открывает глаза. Ведьма что-то шепчет, водит пальцами.

— Ну, ты и… страшная… — Виктор едва шепчет. Силы оставляют его. — Внучки у тебя… нет хотя бы?

Старуха взмахивает другим ножом — кривым, как ее судьба. Удар.

Брызжет кровь.

* * *

Мы наступаем. Вопя, как бешеные, мы крушим и ломаем германский строй. Не выдержав натиска озверевших «мулов», гемы отступают.

Мы торопимся. Даже отсюда мы видим за спинами гемов дерево с привязанным к нему Виктором. И старуху рядом.

Мы орем:

— Баррраааа! За Виктора! За Рим!

Мы не успеваем. Когда мы добираемся до цели, Виктор уже мертв. Горло перерезано. Он стоит, обвиснув на веревках, голова свесилась на грудь. Из-под ребра торчит нож, рукоять замотана тряпками.

Легионера Секста Виктора принесли в жертву диким варварским богам.

Будьте вы прокляты, гемы!

Где старуха? Старуха исчезла.

— Виктор, — говорю я негромко. — Проклятье, как же…

Тит стоит рядом со мной. И молчит. Забрызганная кровью лорика, шлем во вмятинах и царапинах, синяя туника разорвана на плече, гладий неровный от постоянной работы. Тит кажется воплощением римского солдата. Гребень на шлеме центуриона срублен ударом меча, осталась только бронзовая шишка.

Я вдруг вспоминаю, что я могу сделать.

Именно я.

И только я.

Подхожу к Виктору. Обвисший на веревках, так, что они врезаются до черноты в руки, он выглядит… странно. Словно легионеру жмут веревки, да и бук выбран не по размеру.

Все будет хорошо…

Даже если — не будет.

Для начала надо извлечь нож.

Я берусь за рукоять. Пальцы скользят. Шнур, которым перемотана рукоять, от грязи почти черный.

Я сжимаю пальцы. Раз, два, три. Давай! Нож выскакивает из раны. Остается у меня в руке.

Кровь темная. Она тонкой струйкой, лениво, стекает по голому торсу Виктора. Несколько мгновений я смотрю на нож, покрытый кровью, затем бросаю его на землю.

— Снимите его.

Веревки обрезают, Виктора кладут на землю. Какой он все-таки огромный.

— Отойдите все, — говорю я хрипло. Тит Волтумий медлит, внимательно глядя на меня, затем кивками велит «мулам» повиноваться. Мы остаемся наедине — я и мертвый легионер, спасший мне жизнь.

Пьяница и нарушитель дисциплины. Храбрец и громогласный смутьян.

— Что, Виктор, не пригодилась тебе пенсия?

В горле — комок. Я сглатываю. Надеюсь, хоть золотой аурей тебе пригодился, солдат…

Я кладу руку на плечо Виктора. Оно еще теплое. Отнимаю ладонь и нащупываю у себя на шее шнурок. Вытягиваю фигурку…

Я поклялся больше не возвращать мертвых.

Я солгал.

Взять ее с первого раза не удается — пальцы скользкие от крови. Наконец, я зажимаю Воробья в ладони.

Выдыхаю. Надо собраться. Держаться, легат! Держаться. Твой солдат ждет.

Как тихо вокруг. Я слышу шевеление вереска, шорох песка, сдуваемого ветром… потрескивание влажных иголок.

Вернись. Я — приказываю.

Ледяная молния пронзает меня с макушки до пяток и уходит в землю.

От внезапной слабости я едва не теряю сознание, перед глазами мелькают черные точки. Подступает тошнота. У меня внутри все выжжено ледяным огнем.

— Виктор, слышишь меня? — хриплю, словно от горла ничего не осталось.

Тело Виктора дергается… раз, другой. Ну же!

Я почти вижу, как душа возвращается обратно… Воробей взмахивает крыльями… Вспышка, разряд молнии — прямо сквозь мое тело. Волосы на затылке становятся дыбом.

Раньше такого не было. Проклятье! Я моргаю.

Словно с той стороны потянулась рука и в последний момент выдернула душу Виктора у меня из ладони.

На миг я увидел людей в белых одеждах, стоящих у металлических сооружений… в каком-то храме? Каменный свод, холодный свет. Что-то вроде египетского символа солнца, только на красной вексилле. Затем все исчезло.

Тишина. Какая здесь тишина.

Мертвый Виктор остается мертвым.

Ничего не вышло. Воробей впервые подвел меня.

Я поднимаюсь на ноги. Меня качает. Словно вокруг — штормовое море.

— Встать, — приказываю я. — Встать, солдат! Слышишь?!

— Легат! — кричит Тит Волтумий. — Надо уходить… Легат!