Легкая нажива

Гомер Гэллоуэлл вышел из кабинета Макса Хейнса, скрывая охватившее его торжество. Если бы ему не удалось устроить так, как он хотел, он бросил бы свою затею и уехал домой. Его эксперименты показали, что любой другой подход, скорее всего, закончился бы проигрышем. Хейнс, думая, что он собирается использовать систему удвоения, согласился на большой лимит, зная, что любая система удвоения провалится, когда длинный ряд удвоений упрется в лимит казино. Даже если он будет стартовать с однодолларовой ставки, то пятнадцать проигрышей подряд подведут его к двадцатипятитысячному лимиту, а выигрыш любой из ставок даст ему в целом выигрыш в один доллар.

Пятнадцать проигрышей подряд — вероятность крайне малая. Но случается. Однако при такой системе оставшихся лет ему не хватит, чтобы отыграть прошлый проигрыш, даже если он никогда не попадет на такую череду неудач. Его прошлое фиаско было результатом дурацкой системы удвоения на восьмерках и шестерках, когда он ставил тысячу, две, четыре, восемь и наконец шестнадцать — установленный лимит. Вначале шло довольно хорошо, у него было даже тридцать пять тысяч в плюсе после трех часов игры.

Но потом кубики вдруг резко охладели к бросающим. Раз за разом выпадало «очко», а потом семерка. Гомер играл по своей системе, подходил к лимиту, а бросающие продолжали чередовать «очки» и семерки. За пять таких серий он проиграл сто пятьдесят тысяч, вокруг него собрался народ, крупье замедлили ход игры, чтобы дать ему время разобраться, понизить ставки. Он ограничил себя максимумом в восемь тысяч и кое-что сумел вернуть, но вскоре опять попал на длинный ряд проигрышей, и с двумястами тысячами было покончено.

Гэллоуэлл понял, что Макс Хейнс упустил из виду важную характерную черту его личности. Гомер Гэллоуэлл к любому делу всегда готовился. Его методы никогда не основывались на голой интуиции, предрассудках или слепом упрямстве. Они отличались оптимальной гибкостью, позволявшей быстро перестроиться на восприятие новых возникающих проблем, и основывались на экспертных оценках, специально привлекавшихся знатоков. Он казался суровым, своевольным, негибким, упрямым. Но это было чем-то вроде внешней наигранности опытного игрока в покер. За свою жизнь он понял, что у людей, лишенных гибкости, пониженная выживаемость.

По мнению Гэллоуэлла, игорный стол для Макса Хейнса был всем, что тот успел и не успел сделать, главным смыслом жизни, и он испытывал некоторое презрение к этому человеку. Большой военачальник между кампаниями может позволить себе развлечься за настольной военной игрой и даже испытывать желание выиграть, но во всех случаях он будет чувствовать свое огромное моральное превосходство над игроком-профессионалом, который потратил свою жизнь на игру, а не на реальность.

Было начало восьмого, когда Гомер Гэллоуэлл взял у Макса Хейнса свои восемь специальных фишек. Он нашел место за столом и сразу же заметил то особое внимание, с которым к нему отнеслись трое крупье, обслуживавших стол. Остальные игроки на это не обратили внимания. Гомер начал играть на серебряные доллары, делая ставки без определенного плана. В отдалении некоторое время болтался Макс Хейнс с парой помощников. Суровое лицо Гомера оставалось непроницаемым. Он выжидал, смотрел, считал, проявляя выдержку ящерицы, дожидающейся случайного жучка и неразличимой на фоне обожженного солнцем камня.

В двадцать минут девятого особая ситуация, которой Гомер дожидался, подоспела. Как раз сменились крупье, но он знал, что и новых предупредили относительного него. Вначале женщина в другом конце стола выиграла восемь раз подряд и затем потеряла ход. Следующим бросал ее сосед слева — подвыпивший, шумный, агрессивный, готовый в любой момент затеять ссору мужчина. Гомер двумя пальцами скользнул в карман жилета и достал одну из своих специальных фишек. Шумливый выбросил 9, 3, 10, 3, 9 и оставил первоначальную ставку.

Гомер протянул руку и поставил свою специальную фишку на «не выигрывает».

— Подождите бросать! — отрывисто произнес крупье.

— Какого еще дьявола? — запротестовал бросающий.

— А вы сделали ставку, сэр? — спросил крупье Гомера.

— Именно там, где хотел, — ответил Гомер.

— Может быть, помочь этому деду правильно сделать свою несчастную ставку? — заговорил подвыпивший. — Дед, выбрал бы что-нибудь получше, чем ставить на мой проигрыш. Ребята, когда вы там закончите и дадите мне выбросить мою семерочку?

— Бросайте, сэр, — сказал крупье.

Шумливый выбросил снова 9, потом 11, 3, 10, 6, 7. Банкир стола подошел к стопкам с фишками, с самого низа одной из них достал специальную и изящным движением положил ее на фишку Гомера. Гомер взял обе и опустил в карман.

— Сглазил, дед — проворчал шумливый. — Еще раз так сделаешь, я тебе дам. Эй, дед, не слышишь, что ли?

Гомер Гэллоуэлл медленно поднял голову, чуть пошире раскрыл свои желто-серые глаза, придававшие ему сходство с рептилией, и посмотрел на того тем долгим взглядом, который ставил на место людей гораздо более высоких по положению, чем этот выпивоха.

— Закрой рот, сынок, — вежливо произнес Гомер.