Легкая поступь железного века...

«Кажется, начинается», — подумал Александр, с трудом разлепляя ресницы. Его проводили (можно сказать — протащили) в знакомый кабинет, где освещенные средь ночного мрака скудным светом сальных свечей Ушаков и подручный его Шешковский смотрелись очень впечатляюще и грозно. Поблескивала звезда на мундире генерал-аншефа. Александр тупо уставился на нее — он не совсем еще проснулся, хотя сердце уже заколотилось так, что остатки сна должны теперь быстренько улетучиться. На этот раз Андрей Иванович не пригласил его присесть.

— Где Фалькенберг? — спросил он слету, едва Александр переступил порог.

— Не знаю.

— Так… «не знаю». Повторите ж еще раз, что вы не знакомы с ним, что вы никогда не интересовались человеком, ведущим игру против вашего начальника, который к тому же, как поведал нам граф Прокудин, собирался жениться на… Ну, об этом позже. Может быть, вы еще скажете, что и имя отца Франциска никогда не слыхали? Где и он-то, кстати? Не припомните, а? А может, вы и графа Прокудина никогда не встречали?.. Отвечайте, коли спрашивают на допросе! — рявкнул Ушаков.

— Но ваше превосходительство, — вяло улыбнулся Александр, — вы задали слишком много вопросов…

— На все — по порядку! Память должна быть, коль у Бестужева служишь. А?

— Ничего не могу сказать.

— Не можешь или не хочешь? Не отвечаешь? Значит, соглашаешься с тем, что причастен к исчезновению немца?

— Нет.

— И не знаешь его?

— Не было повода к знакомству.

— Не сомневаюсь. К явному. А невесту он у тебя все-таки отбил!

Александр вздрогнул.

— Что? Вспомнил?

— Нечего вспоминать.

— С Надеждой Прокудиной амуры разводил?

— Вы путаете, господин генерал. — Александр пожал плечами. — Из моих писем, что вы взяли у меня дома, вовсе не следует, что моя Наденька — это непременно девица Прокудина.

— Да? Может быть… Ну а полушалок-то нянюшке удалось передать? — Андрей Иванович удовлетворенно улыбнулся. Еще когда Александр только вошел, Шешковский переставил все подсвечники так, чтобы свет их падал прямо на подследственного, и теперь Ушакову было заметно любое движение в его лице, тогда как сам он оставался в тени. — Вы удивлены, Александр Алексеевич, неужели? Так вот, извольте убедиться, каждое ваше слово нам известно, тем паче — каждое движение. А потому, попрошу прекратить бессмысленное запирательство. Итак, что известно вам о секретных сношениях заговорщицы Анны Бестужевой с ее высокопоставленным сродником, и с чьего голоса дядюшка ваш поносил Государыню в собрании Лопухиной?

«Приехали!» — у Александра все сжалось внутри. Вслух же он произнес:

— Не понимаю, о чем вы, генерал.

— Вы, впрочем, могли всего этого не одобрять, я это вполне понимаю, но долг верного служащего, конечно… Александр Алексеевич, я попрошу не бояться нас, потому как мы хотим помочь вам выпутаться из сетей, в которые вы, по неразумию вашему, попали.

— В сети я не попадал, Андрей Иванович, потому как их не было, а сети вы мне сейчас расставляете. Если бы вам каждое слово мое было известно, вы знали, что вопросы, ныне мне вами предлагаемые — бессмысленны.

— Ваша сестра показала на вас, — спокойно ответил Ушаков. — Без всякого пристрастия. Потому так быстро и была отпущена на свободу. Если угодно, могу предъявить собственноручную подпись вашей сестрицы…

— Натальи?! Не стоит трудиться, ваше превосходительство, ибо я твердо знаю, что сестра моя добровольно никогда бы не возвела на меня напраслину. Если есть ее подпись, значит, вы или пытали ее, или подпись подделали. Однако теперь я понимаю, откуда вы знаете про полушалок. Кто-то из ее слуг случайно нас услышал, а потом, после ареста сестры, вы всех их допросили, спрашивали, где я…

— Так трепаться не надо так, чтоб слуги слышали, — прошипел генерал, всем корпусом подаваясь к допрашиваемому. — Ты умника-то не строй, Сашенька… Способы есть тебя разговорить, да погодим пока с этим. Покамест вот что скажи мне: австрийский посланник Ботта, в заговоре участвовавший, отношения с вице-канцлером поддерживал дружеские. А откуда у австрийца-то такая к нашей Государыне пресветлой нелюбовь? А? Тут уж не просто сплетни бабьи, не понимаешь, что ли?!

— Нет! — Александр чувствовал, что напряжение его все возрастает, а сил, чтобы сохранять спокойствие, уже нет.

— Нет? Сашенька, да ты не дергайся. Ты ж Отечеству служишь у Бестужева, али как? Так и мы здесь — тако же! Должны ж мы беречь спокойствие Державы нашей и здоровье драгоценное Ее Величества? Иль не согласен?

— Государыне и Отечеству служить — долг каждого первейший.

— Верно. А ты от сего долга уклоняешься. А ведь нам известно, что отношения с Австрией вице-канцлер и через тебя поддерживал. Что ты делал в Вене?

Вот тут Александр вспыхнул.

— О том говорить не могу по долгу службы!

— Нам ты по долгу службы говорить не просто можешь, а и обязан. Ну, так как?

Александр молчал.

— Молчишь? Хорошо. Значит, есть, что скрывать. Запиши Степан, что повинился.

— Ну уж нет, — вскрикнул Саша. — Этого я не подпишу! Я ни в чем виновным себя ни признаю…

— Значит, помоги нам…

— …и ничего больше сказать вам не имею!

— Это последнее слово твое?

— Да.