Легкая рука

Словом, ничего нового Физбах в принципе не открыл. Селекцией с помощью радиации, химии всяческой и прочей чертовщины Физбах вывел-таки свою бактерию величия. Она мобилизует всю мощь мозга, которая ведь используется обычно лишь на несколько процентов. Делает человека гениальным — во всяком случае, очень талантливым. На один месяц. Затем следует короткий период безумия — и смерть.

— Да на ком же он проверял ее действие? — вырвалось у меня.

— На обезьянах, разумеется. Одна из подопытных горилл ходила только на задних лапах и даже сделала сама каменный топор. За два дня до смерти. А под конец, естественно, проверил и на себе.

— На себе?!

— Ну, он не был самоубийцей. Рассчитывал, что за этот месяц гениальности сумеет как-нибудь усмирить свою бактерию. Но не успел. А когда он умер… Что ж, пришлось людям примириться, что за гениальность платят жизнью. Сначала-то на прививку шли только старые графоманы. А потом дело поставили на широкую ногу. На всех перекрестках висели воззвания фирм, колледжей и правительственных учреждений к самоубийцам. У них покупали жизнь за баснословные деньги. Гангстерские банды десятками переключались с продажи наркотиков на поставку “гениев поневоле”. Схватят человека, сделают прививку, а потом — работай там-то, над тем-то, умрешь через месяц, зато семья будет обеспечена. Отказался — сразу конец.

А между тем уже через восемь месяцев после смерти профессора Физбаха двадцать микробиологов основали союз, поставивший своей целью укротить бактерию. По очереди они прививали себе гениальность, причем привитый тут же становился — до своего безумия — руководителем работ. Потом его место занимал следующий гений. Тут же девятнадцать оставшихся в живых выбирали среди лучших микробиологов мира нового двадцатого и посылали ему сообщение о своем решении. Случаев отказа не было.

Когда, наконец, великий Бройс открыл способ усмирить бактерию Физбаха, ни одного из первых двадцати уже не было в живых. Но плод их общего труда налицо. Теперь по-прежнему человек на месяц становится гениальным, или хотя бы талантливым, а через месяц он всего лишь возвращается в обычное состояние. Выздоравливает, а не умирает.

Теперь подзаголовок крупнейших газет гласит: “В нашей редакции работают только гении”. Театры опоясаны рекламами: “На сцене дипломированные гении”. И самые ехидные критики вынуждены писать в таком роде:

“Роман писателя Н. (номер членской книжки клуба гениев 13974698), как и следовало ожидать, гениален. Но мы должны отметить следующие недостатки… Надеемся, что при повторном издании книги гений-редактор сможет устранить эти погрешности…

Гений-критик М. (номер членской книжки клуба гениев…)”. Но почему вы загрустили?

— Представил себе, каково человеку, когда его месяц прожит. И раньше бывало, что гениальность приходила к человеку только погостить и покидала, едва бросив свой отблеск на его труды. Все вокруг видели, что он покинут своей музой, — все, кроме него самого. И человек сохранял надежду. А у вас и сами бывшие гении знают, что случилось. Какая трагедия!

— Ну, это как у кого. Мой кузен обеспечил себя за месяц на всю жизнь — изобрел новый рисунок на чулке и придумал для него небывалую рекламу. Сотня тысяч в год послужила ему неплохим утешением. — Он усмехнулся. — А я сейчас работаю над такой штукой, такой штукой… Жалко, не могу рассказать. Секрет одной фирмы.

Мне стало противно. Я сказал, что не смею отнимать у него время и дальше, раз это — время гения, и история мне не простит…

— Ничего, ничего, у вас еще есть четверть часа. Ведь и гении должны отдыхать, — он облил меня нежным взглядом. — Учтите, кстати, что спрос на гениев все растет. Слишком многие преждевременно сделали прививку… Погодите, а вы-то еще не были гением? Что за вопрос! Конечно! Вы же из прошлого! Пойдемте, я вас порекомендую, без очереди пропустят.

Но я уже выбрался и из-за стола, и из клуба, сидел в своей машине времени и нажимал на кнопку возврата.